ДЕКЛАРАТИВНОЕ И НЕКОНКРЕТИЗИРОВАННОЕ

Партнер АБ «Ковалев, Рязанцев и партнеры», к.ю.н., доцент Южно-Уральского государственного университета Кириенко Михаил 2017-10-12

О постановлении Пленума ВС РФ, посвященном выполнению судами прошлогоднего постановления по вопросам ответственности за преступления в сфере предпринимательства

3 октября Пленум ВС РФ принял Постановление «О ходе выполнения судами постановления Пленума ВС РФ от 15 ноября 2016 г. № 48 “О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности”».

Как показывает практика, и это подчеркивает Верховный Суд РФ, не все правоприменители восприняли разъяснения, данные в Постановлении Пленума ВС РФ от 15 ноября 2016 г. № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности».

После появления указанного постановления на непродолжительное время суды и, главное, некоторые следователи изменили свой подход, заняв более осторожную позицию в избрании строгих мер пресечения, арестов имущества и завышенной квалификации в отношении бизнес-субъектов. К сожалению, это было временным явлением, что, полагаю, связано с неэффективным судебным контролем по данным вопросам. Поэтому идею напоминания о незыблемости законности, обоснованности и мотивированности процессуальных решений в сфере уголовного преследования предпринимателей, тем более в форме постановления Пленума ВС РФ, стоит поддержать.

Однако есть вопросы к содержанию документа.

Необходимо систематизировать разъяснения высших судов
Предлагаемые положения декларативны, не конкретизированы и повторяют те указания, которые ВС РФ неоднократно подчеркивал в своих решениях и разъяснениях как по процессуальным, так и по материально-правовым вопросам уголовной ответственности бизнес-субъектов.

Следствие легко обходит все рекомендации завышенной или неточной квалификацией, а также возбуждением дел по факту. При этом идея учета фактического, а не формального положения преследуемого лица упорно не поддерживается судами при рассмотрении жалоб в порядке ст. 125 УПК РФ, что является общей проблемой уголовного процесса, а для расследования экономических преступлений это характерная особенность. Если бы ВС РФ сделал на это дополнительное указание и обязал суды реагировать на данные нарушения правоохранительными органами, это могло бы сыграть свою роль. Соглашусь, таких разъяснений много, но их необходимо систематизировать.

Так, в п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 10 февраля 2009 г. № 1 «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» сказано, что «недопустимы ограничения права на судебное обжалование решений и действий (бездействия), затрагивающих права и законные интересы граждан, лишь на том основании, что они не были признаны в установленном законом порядке участниками уголовного судопроизводства, поскольку обеспечение гарантируемых Конституцией Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина должно вытекать из фактического положения этого лица как нуждающегося в обеспечении соответствующего права».

В п. 1 Постановления Пленума ВС РФ от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» прямо закреплено, что правом на защиту обладает в том числе «…лицо, права и свободы которого существенно затрагиваются или могут быть существенно затронуты действиями и мерами, свидетельствующими о направленной против него обвинительной деятельности, независимо от формального процессуального статуса такого лица».

Данные позиции основаны на неоднократно выраженной позиции Конституционного Суда РФ, который понимает декларируемые УПК РФ права в том смысле, что их использование не может ограничиваться формальным статусом субъекта и недопустимо ограничение его прав в связи с этим. С учетом того что указанные позиции, в том числе Верховного Суда РФ, касаются разъяснений разных прав, например на судебное обжалование, на защиту, было бы целесообразно дать обобщенное разъяснение, с раскрытием обязанности соблюдения всех прав лица, которые фактически затрагиваются деятельностью правоохранительных органов.

Ограниченность судов в оценке действий следователя, в частности при проведении экспертиз
Суды до сих пор ограничены в оценке действий следователя только формальными моментами, дабы не подменять рассмотрение дела по существу, а ведомственный или прокурорский контроль редко реагирует на нарушения. Например, вопреки существованию принципа состязательности суды не реагируют на очевидные нарушения прав участников, особенно фактически преследуемых, при проведении экспертиз, когда не дается возможность поставить вопросы, игнорируются доводы по кандидатуре эксперта; или участники лишаются возможности ознакомиться с материалами, которые затрагивают их права и законные интересы. Эти нарушения рассматриваются на досудебной стадии как процессуальная самостоятельность следователя, в которую суд не имеет права и возможности вмешиваться, либо суды не устанавливают связи допущенного нарушения с подателем жалобы.

По своему опыту могу сказать, что это существенная проблема в делах о преследовании бизнес-субъектов, так как отсутствие возможности своевременно поставить свои вопросы эксперту или же приобщить значимые материалы к делу позволяет следствию определять границы исследований в выгодном обвинению свете, что в дальнейшем создает проблемы для эффективного противопоставления доводов защиты позиции обвинения.

Замечу, что вопреки усилению контроля Верховного Суда РФ за исполнением рекомендаций Пленума ВС РФ по вопросам преследования бизнес-субъектов незаметно, без привлечения внимания было изменено Постановление Пленума ВС РФ от 10 февраля 2009 г. № 1 «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». Благодаря Постановлению Пленума ВС РФ от 24 мая 2016 г. № 23 «О внесении изменений в отдельные постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам» в нем появился п. 3.1, где теперь указано: «Не подлежат обжалованию в порядке статьи 125 УПК РФ действия (бездействие) и решения, проверка законности и обоснованности которых относится к исключительной компетенции суда, рассматривающего уголовное дело по существу, (отказ следователя и дознавателя в проведении процессуальных действий по собиранию и проверке доказательств; постановления следователя, дознавателя о привлечении лица в качестве обвиняемого, о назначении экспертизы и т.п.), а также действия (бездействие) и решения, для которых уголовно-процессуальным законом предусмотрен специальный порядок их обжалования в досудебном производстве, в частности постановление следователя или прокурора об отказе в удовлетворении ходатайства о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, решение прокурора о возвращении уголовного дела следователю для производства дополнительного следствия, изменения объема обвинения либо квалификации действий обвиняемых или пересоставления обвинительного заключения и устранения выявленных недостатков, решение прокурора о возвращении уголовного дела для производства дополнительного дознания либо пересоставления обвинительного акта в случае его несоответствия требованиям статьи 225 УПК РФ».

Ранее этого разъяснения не существовало, и в моей практике были положительные судебные решения, которыми судьи признавали действия следователей при назначении экспертизы незаконными, например из-за отказа следователя поставить эксперту вопросы защиты. Теперь, увы, суды расширительно понимают приведенную новеллу и вовсе перестали реагировать на подобные моменты, не говоря о том, что признание судом в качестве нарушения закона факта неознакомления с экспертизой лица, которое фактически преследуется, – явление из категории фантастики, и объяснить суду значимость своевременного ознакомления с экспертизой становится все сложнее.

Я согласен с частью приведенной новеллы в п. 3.1, за исключением экспертизы и запроса доказательств. Логика, в моем понимании, должна быть в том, что процессуальная самостоятельность следователя не может быть безграничной, и один из сдерживающих ее факторов – принцип состязательности.

Согласно ч. 4 ст. 7 УПК РФ любое решение следователя должно быть законным, обоснованным и мотивированным. В соответствии с п. 3, 4, 5 ч. 4 ст. 46 УПК РФ подозреваемый вправе пользоваться помощью защитника, представлять доказательства, заявлять ходатайства и отводы. Аналогично – обвиняемый с учетом предписаний ст. 47 УПК РФ. Как устанавливается в п. 2, 8 ч. 1 ст. 53 УПК РФ, защитник наделен правом собирать и представлять доказательства, необходимые для оказания юридической помощи, в порядке, установленном ч. 3 ст. 86 УПК РФ; заявлять ходатайства и отводы.

Закрепляя порядок назначения и проведение судебной экспертизы как следственного действия, законодатель определил в ч. 3 ст. 195 УПК РФ, что следователь знакомит с постановлением о назначении судебной экспертизы подозреваемого, обвиняемого и его защитника и разъясняет им права, предусмотренные ст. 198 УПК РФ.

В п. 4 ч. 1 ст. 198 УПК РФ среди прав подозреваемого при назначении и производстве судебной экспертизы установлено, что он и его защитник вправе ходатайствовать о внесении в постановление о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту.

Конституционно-правовое содержание указанных законоположений, основанных на принципе состязательности сторон в рамках уголовного судопроизводства, гарантированных ст. 15 УПК РФ, не предполагает право следователя отклонять вопросы стороны защиты, дополнительно поставленные перед экспертами, в противном случае это являлось бы необоснованным ограничением и лишением подозреваемого права на защиту, в том числе защищаться всеми законными и возможными способами. Кроме того, такая ситуация свидетельствовала бы о нарушении принципа состязательности путем предоставления одной стороне в процессе права снимать вопросы другой стороны. Более того, данные права должны реализовываться и в отношении субъекта, который фактически преследуется, – Конституционный Суд РФ уже высказывался по этому поводу в Определении от 5 февраля 2015 г.

Соблюдение прав юридического лица
Все вышесказанное касается соблюдения прав физических лиц, но «экономические составы» затрагивают права и юридического лица. Однако этот вопрос остается непроработанным. Никто не будет знакомить юридическое лицо с экспертизами, давать возможность высказать свое мнение по кандидатуре эксперта, поставить вопросы, а ведь при проведении исследований в рамках расследования экономических, экологических преступлений выводы эксперта могут существенно отразиться на оценке не только поведения конкретного лица, но и всей компании, с которой он связан.

Мне удавалось убедить следствие ознакомить представителя юридического лица с экспертизой при отсутствии подозреваемого. Это сложно в Челябинской области, но подобное исключение было в моей практике. К сожалению, реализация прав юридических лиц правоохранительными органами в ходе предварительного расследования ограничивается ознакомлением с постановлениями об обыске, выемке и протоколом данного действия. Объяснить следствию, что любое конституционное положение, в том числе права, закрепленные во второй главе Конституции РФ, применимы к объединениям граждан, каковыми являются юридические лица, невероятно сложно. Хотя Конституционным Судом РФ, например, в Постановлении от 24 октября 1996 г. № 17-П «По делу о проверке конституционности части первой статьи 2 Федерального закона от 7 марта 1996 года “О внесении изменений в Закон Российской Федерации “Об акцизах”» сделан вывод, что положения ст. 24 Конституции РФ о праве на доступ к информации, затрагивающей права и законные интересы, распространяются и на юридических лиц.

В этой части я не могу винить ВС РФ в неполноте разъяснений, так как решение может быть только со стороны законодателя. При этом главное здесь – не перегнуть палку, внедрив в законодательство возможность признания юридического лица субъектом преступления, как того хотят следственные органы, но это уже другая история.