На сайте размещены только некоторые материалы "АГ".
Полную версию газеты можно получить, подписавшись на нее.
  Н О В А Я   А Д В О К А Т С К А Я   Г А З Е Т А  
ОРГАН ФЕДЕРАЛЬНОЙ ПАЛАТЫ АДВОКАТОВ РФ
twitter facebook vkontakte RSS telegram
СВЕЖИЙ НОМЕР

Читайте № 24 за 2017 г.
ПЕЧАТНАЯ "АГ"
Рубрики
Подшивка
Архив
ADVGAZETA.RU
Выбор редакции
Разделы и отрасли права
Интервью
Блоги
Все записи
Разделы и отрасли права
Блогеры
Стать блогером
Новости
Правовое просвещение
Казусы из практики
Объявления
Ежедневная рассылка
Фоторепортажи
СОТРУДНИЧЕСТВО
О нас
Авторам
Партнеры
Реклама
КОНТАКТЫ

Адрес редакции:

119002, г. Москва, пер. Сивцев Вражек, д. 43

Тел.: (495) 787-28-35
Тел./факс: (495) 787-28-36

E-mail:
advgazeta@mail.ru

Корпорация

НА РОДИНУ ПЛЕВАКО

Путевые заметки адвоката

ПлевакоПриводим рассказ адвоката Воронежской областной коллегии адвокатов Михаила ФЁДОРОВА о поездке на Родину Ф.Н. Плевако, состоявшейся в 2012 г.

Он встал еще затемно и собирался на поезд, который отправлялся рано утром. Побрился, наспех перекусил, поставил квартиру на охрану и, с сумкой в руке и портфелем на лямке через плечо, вышел из подъезда на пустынную улицу, когда уже последний загулявший спрятался дома или уснул на какой-нибудь скамье. Яркие фонари с крючков-столбов подчеркивали предельную безлюдность.
На углу увидел такси, в котором на спинку сиденья откинулся головой с открытым ртом водитель.

«Храпит», – подумал, не желая будить и тратиться на такси, чтобы доехать до вокзала. Он мог выбраться из своего глухого района пешком, а там было рукой подать до станции.

Редкие машины обгоняли крадучись, словно спросонья вглядываясь то ли в дорогу, то ли в путника, сумки которого могли заинтересовать ночных ездоков, но либо крепкая фигура пешехода, либо уже накатившая дремота мешали им остановиться.

Когда дошел до вокзала, небо посветлело. Состав уже ждал на первом пути, быстро наполнился посыпавшими пассажирами и вскоре оторвался от стеклянных фасадов временного приюта приезжающих и отъезжающих.

Он вжался спиной в кресло: «Теперь надо добраться до Челябинска».

Поезд вылетел на широкие просторы. Пассажир всматривался в пробившуюся зеленцу полей с черными дубравами по краям, трепещущими березняками, косящимися на них, пережившими зиму в игольчатом одеянии сосновыми борами, замирал от пепелищ двухгодичной давности, когда от жары полыхала половина страны.

Вглядывался в древесную поросль и думал, поднимется ли она до высот соседей-исполинов, не обратится ли в огарки очередным пожаром. Соотносил судьбу деревьев с жизнью людей, у которых вроде и своя «лужайка» выбрана для роста удачно, и «солнца» предостаточно, и «воды» вдоволь, но вот лизнет «огонь» – и все обратит в золу.

Такое часто случалось.

Проезжали станции со знакомыми всем, кто привык ездить, мешочниками, солдатами, вахтовиками, цыганами, проскакивали пустынные станции с каким-нибудь одиноким рыбаком с удочками, который словно намекал на бесконечность пути на самый север, на запад и на восток.

Когда состав остановился в Рязани, подумал о виновнике своей поездки – адвокате Плевако, который более ста сорока лет назад где-то здесь, в окружном суде, защищал полковника, обвиненного в краже ценных бумаг.

«Это был январь 1871 года, – заглянул в записки. – А дело Каструбо-Карицкого».

Вспоминал, что знал об адвокате: как тот просил простить грешок проворовавшемуся батюшке, который другим отпустил сотни грехов, как просил оправдания князю, застрелившему любовника жены, оправдания восставшим крестьянам. То было благословенное время, когда на смену канцелярскому суду пришел гласный суд присяжных, о котором может мечтать любой современный защитник. Пролетевшее под мостом русло Оки напомнило ему о том, как на пути в столицу сам переплывал протоку летом – какие-то сто метров, теперь разлившееся на километр. И как по этой дороге в 1901 году проехал Плевако в Троицк, на свою родину, отстаивать волостного управителя, который раздал зерно, чтобы люди не умерли с голоду. Проехал дорогой, в которую и теперь пускался не всякий, – она и сейчас требовала особого терпения, а тогда казалась непреодолимой.

Он невольно подумал о Плевако как о каком-то былинном герое, Илье Муромце, стражнике, объезжающем огромные пространства Руси.

«А что? Они похожи между собой, – проговорил про себя. – Оба воина: один ратного боя, другой – судейского. Оба наделены мощью и статью. Одарены умом. Оба несут свою службу без сна и покоя».
И пассажиру стало хорошо на душе от осознания того, что такие вот Ильи Муромцы не дадут в обиду ни землю, ни живущий на ней народ.

2

С рассветом захотелось увидеть другую реку, которая отзывалась в душе любого россиянина особым приливом чувств. Сходил к купе проводников и в расписании увидел:

«Сызрань – прибытие в 9:36», «Самара – прибытие в 12:36».

– Вот там и будет Волга! – обрадовался.

А где-то на юге осталась Пенза, где недавно сам закончил дело, спасал монахов, обвиненных в мошенничестве. Но изменить маршрут и повернуть на юг не мог.

Дорогу облепили сосны, из открытого окна повеяло влагой, появилась путейская, утыканная домиками с огородами, разбросанными в чехарде хрущевками Сызрань, и из-за рыжего бугра блеснуло зеркало, словно небо перевернулось и полетело в туманную даль, в которой просматривался другой берег, где, казалось, иная жизнь, иные нравы, иные суды, там и были корни Плевако. Пассажиру неистово захотелось скорее достичь цели своей поездки, вдохнуть запах того, что напитало в детстве и юности будущего красноречивого адвоката.

А на водном зеркале замерли кораблики, словно приветствуя путника, который так хотел скорее перебраться на другой берег.

Пассажир углубился в свои записки – дело о вымогательстве векселей. Оно слушалось в городе Козьмодемьянске выездной сессией Казанского окружного суда.

«Где это? – глянул в сторону, откуда шло русло реки. – Там тоже звучал голос Фёдора Никифоровича».

«А где он не звучал? – спросил себя и стал загибать пальцы. – Дело в Москве. Дело в Смоленске. Во Ржеве. В Екатеринославле, теперь Днепропетровске. У нас, в Черноземье, – в Острогожске».

Поезд стучал по огромным фермам реки, которая кроила землю и вместе с тем соединяла ее, устремляясь на насыпь.

Затоны сменились березняками, на смену березнякам вынырнули пустоши с бурьянами. И невольно подумалось: почему адвокаты привязаны к своим краям, как бы их от этого ни отлучали? Потому что березняки, ельники, пустоши, затоны, все, что живет и водится в них, оберегают адвокаты.

Тянулись поля, как посыпанные соломой. Приплясывали рядки берез. Знакомое степное летело со всех сторон, в оврагах, изрезанных старицами, в покатых холмах.
«Как мой черноземный край».

Но уже чувствовалось, что это предгорья.

Проехали оголенную станцию «Похвистнево», с нефтяными качалками, похожими на жирафов с белыми шеями и в алых пятнах, миновали станцию «Бугуруслан», где постройки облепили лбы возвышенностей.
Теперь смотрел в вилявшую вдоль полотна не то старицу, не то речушку-невеличку, выдохшуюся после весеннего стока, и невольно подумал об адвокатах, которые выдыхаются в процессах, а придет пора – и снова в бушующем потоке тяжб, словно и не было затишья и усталости. Прикинул, сколько адвокатов в эти минуты движется в судейских потоках, – вышло десятки тысяч. «Это целая рать!»

Поплыли голые возвышенности вокруг станции «Приют», потом вокруг срезанной под первый этаж станции-поселка «Аксаково». Голые плато, которые обрывались в огромные низины, для пассажира словно наполнились невидимыми людьми, которые что-то говорили, доказывали, жестикулировали, апеллировали к таким же – в сюртуках, рубахах, мантиях, – за что-то бились.

Он вдруг улыбнулся: «Эту вереницу высот видел Плевако. Видел, когда в юности уезжал с Урала, видел через пятьдесят лет, когда знаменитым адвокатом ехал на суд в Троицк».

Он сошел на перрон устеленного полусотней путей вокзала города-монолита Челябинска и уже вскоре прильнул к окну устремившегося на юг автобуса, слыша гомон знакомой адвокатской братии, которая тоже собралась на родину Фёдора Плевако.

Замечал, как коллега поцеловал адвокатессу, как рассказал анекдот про судью, как запахло кофе, а потом коньяком, вовсе не удивляясь особенностям своей вольной профессии, в которой позволительно себя вести свободно.

Увидел указатель «Троицк 116 км».

Это уже недалеко. Но если теперь его вез автоэкспресс, в котором гудел кондиционер и колеса которого мягко катились по асфальту, то более ста десяти лет назад Плевако ехал в тарантасе, который безбожно трясло по грунтовке и, видимо, припекало жарким солнцем.

Равнину усеяли сложенные друг на друга пласты отработанной породы. Его удивляли неожиданные искусственные горы, он любовался озерами, глядел на плеши сгоревшей стерни и ловил взглядом указатели: «Троицк 116 км»… 82 км…

Вот вдали задымились трубы, переехали мостик над речкой Увелькой, миновали знак «Троицк 1743 год». Он заметил обращенные в одну сторону плиты кладбища и невольно подумал: «Здесь может лежать кто-то из родни не то киргизки, не то казашки – матери Плевако».

Поехали по поразительно чистому городку, для кого-то убогому, без столичных махин, но с крепкими кирпичными постройками, улыбчивыми домишками на просторных, как будто разлинованных улицах.
Кто-то заметил:

– Тут хорошо ездить на лошадях и на повозках…

«А точно», – подумал он, обрадовавшись отсутствию автомобильных пробок.

3

На площади разметал этажи бывший Окружной казачий суд, а теперь пристанище Троицкой власти. Он вылез из салона автобуса на асфальт и подумал, что когда-то тут была мощеная улица. Смотрел на ряды высоких, широких окон бывшего здания суда, за которыми словно шевелились писари ушедшей эпохи, сновали секретари, одевались в мантии жрецы Фемиды, обратил внимание на закрытые ворота, о которых местный краевед рассказывал, что через них заезжала карета с арестантами, и в потоке своих коллег-адвокатов вошел под округлый навес крыльца, ступил в приземистый холл, из которого уходили рукава коридоров направо и налево. Встал на крепкие, с ковкой и вензелями металлические ступени и пошел вверх.

Перед ним мелькали затылки мужчин и прически женщин, и ему казалось, что он – слушатель из того 1901 года, в толпе зрителей спешит в зал, где выступит с речью приехавший из Москвы защитник. Вот преодолел два пролета, свернул в коридор и посмотрел во двор, который по периметру охватило здание с узкими проездами ворот, впереди выросла высоченная дверь, которая распахнулась, и все хлынули в зал с лепниной и люстрами занимать места вдоль окон, которые выглядывали только во двор.

«Предусмотрительно, – подумал он. – Если кто-то захочет бежать, угодит во двор, который окажется клеткой».

Вот он сел, кто-то заговорил в президиуме, кто-то стал у дверей противоположной, глухой стены, напротив тех, в которые он вошел. И ему показалось, как будто бы за столом президиума какой-то человек в мантии поднял руку, и все успокоилось в зале. Вот во вторые двери ввели виновника процесса, судимого за то, что раздал зерно голодающим, вот насупился прокурор, принял как вид можно серьезнее, вот заерзали на скамье присяжные заседатели, кто в рубахе, кто в сюртуке – кто купец, кто мещанин, вот заскрипели перьями секретари, и замер за столиком для защитников Фёдор Никифорович Плевако, за которым тянулись ряды с местными и приезжими людьми. Гомон вокруг приехавшего из Черноземья звучал как начало процесса, как команды судьи, как выступление прокурора, которого заглушал шум в зале, и судья пригрозил вывести всех вон, если он не прекратится. И вот поднялся Фёдор Никифорович, поправил пряди волос, оглядел земляков и страдальцев, которые пришли поддержать обвиняемого, отдавшего им хлеб, и заговорил, обращаясь к суду, не преминув глянуть на холеного прокурора, и к выборщикам, замершим в ряду присяжных.

Фразы о заботе, о спасении людей, что руководило обвиняемым, отзывались одобрительными возгласами. Кто-то, может, и поглядывал на окна, намекая обвиненному на побег, но, видимо, никто об этом не думал – ни сам проштрафившийся чиновник, ни его защитник, ни прилипшие взглядами к москвичу присяжные заседатели. Им, может, и приятно было, что их земляк приехал в такую даль, куда не затянешь присяжного поверенного даже из губернии, приехал, чтобы вступиться за одного из тысяч, сотен тысяч бедолаг, которые поступали, сообразуясь с совестью, забыв про холодные, безжалостные каноны.
И он, приехавший тоже издалека, из Черноземья, тоже слушал.

Его видения прервал сосед, местный адвокат, которому на этой встрече вручили награду, и теперь, словно вернувшись из далеких лет, из 1901 года, он пожал ему руку.
Он выходил из зала, разглядывал люстры, лепнину, высоченные окна:

«Все это видел Фёдор Никифорович. И вижу я, адвокат из третьего тысячелетия».

И эта невидимая связь окрыляла.

«Пусть теперь и не время Плевако. Но ты обязан биться, как он. Пусть не достигая его высот, но биться».

4

Снова в потоке людей, словно покидавших процесс, спускался по маршам чугунной лестницы, а выйдя на площадь, всматривался в окна и завидовал комнатам, коридорам, которые слышали Фёдора Плевако. А когда гости и адвокаты стали фотографироваться у мемориальной доски на стене бывшего суда, долго не решался стать рядом с барельефом, а потом подтолкнул себя:

«Что ты! Все, что связано с гением, должно быть и твоим». Счастливый, помолодевший, встал рядом и скомандовал прохожим мальчишкам-школьникам «Снимай!», представляя себя словно рядом с гением. Понимая, как важно каждому адвокату, который, как и Плевако, в процессе один – один против стены государственной власти, апеллировать к чувству, к сердцу, к закону. И уходя от здания суда, он нес в себе это чудо прикосновения к великому адвокату, которое необходимо было, как воздух, как вода, как хлеб, для его адвокатской жизни.

Собор на берегу реки Уй, где крестили младенца Плевако, и река Уй, в которую чуть не бросилась с сыном мать, – об этом рассказала экскурсовод, – обострили невидимую связь гостя из Черноземья с уроженцем приграничного городка.

Он уезжал из Троицка с багажом впечатлений, которые боялся растратить и надеялся растянуть на всю оставшуюся жизнь.

«Вот Фёдор… Он родился в самой глуши, а поднялся до самых высот».

Ему явственно представились пытливые глаза на скуластом лице мальчика – такие он видел у подростков в Черноземье, на Волге, на Кавказе, в Подмосковье, и его захватило особое чувство от мысли, что такие вот мальчишки составляют богатство России, что такие вот мальчики прославят ее от Карпат до Сахалина, от Черного моря до Новой Земли.

Что еще почерпнул приезжий адвокат? Многое. Под Троицком Пугачёв пытался закрепиться, но был разбит. Это не могло пройти мимо пытливого Фёдора. В Челябинске, в архиве, нашел записи с подписью «В. Плевак» – отца Плевако, который служил на таможне. Тому приходилось собирать пошлины, следить за торговлей на меновом дворе, разбираться с грабежами киргизов, которые нападали на караваны купцов, везших сукно, сахар, мед, металл в Бухару. Все это впитывал сын таможенника. Впитывал жизнь, чтобы потом с трибун выступить не просто защитником в каком-то конкретном суде по какому-то конкретному делу, а защитником обиженных целой эпохи.

Он ехал назад и всматривался в то, что по дороге на Урал скрыла ночь. Вот степь покрылась стаями холмов, они взрасли до цепи покатых гор. В короне круч в низине спрятался и припал к сини озер Миасс. Потянулись лесные чащи, появился покоривший горы город Златоуст.

В пассажире отозвалось: «Плевако – Златоуст».

А кто-то в купе осуждал Челябинские власти:

– У нас мэр – бывший прокурор. Так заявил: надо убрать троллейбус…

Он видел: говорили пенсионеры.

– А такое пошло! На следующий день лепетал, что его не так поняли…

Он вспомнил своего мэра, по указке которого уничтожили в городе трамвай. У них никто не воспротивился.

А пенсионеры-уральцы говорили:

– А у нас иначе и не могло быть… С нами так запросто невозможно…

«Точно! – подумал он. – А у нас можно».

Ему вдруг стало обидно, что в своем городе, он, адвокат, спасти трамвай не смог.

5

Вот к насыпи подползла маслянистая шлея, увернулась в гущу леса, через сотню метров снова выскочила, уже ниже, и вытянулась аэродромной полосой, оборвалась в тупике соснового бора, снова вынырнула уже из-за мансардных домиков и бревенчатых развалюх, прижалась к изумрудной рощице, скрылась за рыжим бугром.

– Что это за красавица? – прильнул к окну.

– Юрюзань, – ответил кто-то из соседей.

А водная гладь сверкала слезой и подпиралась глинистой стеной, которую накрыло сверху, как снегом, облаками.

За окном бежали хуторки с домиками из срубов – где с распахнутыми ставнями, где с забитыми, – с постройками-мансардами, они больше обрастали огородами, больше разобщались.

Горы отогнули реку на станции Вязовая, мосток из провисших досок завис над руслом реки. Юрюзань широким разливом шла дальше, словно красуясь напоследок, говоря о непреложной истине, что прекрасное не может продолжаться бесконечно, пронизала Усть-Катав с его скученными, межа к меже, домиками.

«Здесь судятся за землю», – подумал адвокат, оглядывая низину, к которой спускался высокий, уставленный елями, как солдатиками, склон.

А состав словно заигрывал с рекой, устремляясь в сужающийся проем с пещерами на крутом склоне, идя как в парном танце, и вот поезд налетел на мост, Юрюзань блеснула под пролетами и отвернулась, ушла своим ровным, полным достоинства движением в разъемы каменистых гор.

«Вот она – муза адвоката! – невольно подумал. – Ради такого можно и в огонь, и в воду».

Ему стало мучительно горько, что такое особое может исчезнуть, и хорошо, что оно может явиться.

Он откинулся на стенку купе:

«Муза. А что? Именно – муза. Ты защищаешь, рассчитываешь на хорошее, на прекрасное, а прекрасное – это Юрюзань».

Роскошную красавицу сменила другая спутница, уже чахлая речушка, она также верно шла поодаль, также ныряла под мосты, также поблескивала, но в ней не было той мощи, она не вызывала того вдохновения, порождаемого полноводьем потока.

И тут он прочувствовал всю ценность подарков, которые ему принесла судьба, – встречи с Уралом, с Юрюзанью, Троицком и Плевако.

Состав взбирался на какие-то заоблачные высоты, окружился голыми, как лунные поверхности, перевалами.

После вокзала Самары ждал Волгу и дождался, увидев ее тихую, спокойную, широкую, но уже не игривую, как Юрюзань.

В Сызрани состав пошел не на столицу, каким маршрутом ехал на Урал, а на юг.

Нашел в записках: «Плевако защищал и в Сызрани мещанку, которая украла чайник стоимостью 50 копеек…».

И в ушах зазвучали слова прокурора: «Собственность священна. Нельзя на нее посягать. Если не считаться с ней, Россия погибнет». И ответ Плевако: «Россия за тысячи лет перенесла много бед. На нее шел Мамай… Ее терзали половцы, печенеги… Но она выстояла… А теперь, после того как мещанка похитила чайник, она погибнет!»

И смеялся, а на него с удивлением смотрели соседи по купе.

В Пензе его встретили монахи. Перрон огласили хвалы, которые запели две его подзащитные в апостольниках и черных платьях. Ему стало неловко, но и хорошо: он их защитил. Монахини вспомнили, сколько сил положил он, доказывая их невиновность, а у него, как у мальчишки, краснели щеки, а пассажиры поезда с недоумением поглядывали на сутуловатого мужчину, не думая, что такого может удостоиться адвокат.

Он ходил с монахинями по перрону, прячась в тень поезда на соседнем пути, потом в тень навеса. Узнавал многое новое: что монахинь теперь постригли в схиму, что они простили властям их аресты, обыски, унижения, – и в который раз чувствовал, как благородно его дело.

А сев в поезд, вспоминал свою речь в Пензенском суде, когда обратился с призывом судить по совести, как заерзали судьи, когда их перекрестил оказавшийся в зале батюшка, как со слезами обняли его освобожденные монахи.

Дальше пошли «Ртищево», «Балашов». Десятки раз он проезжал этой дорогой, беря свои рубежи и борясь за монахов. Каждому адвокату приходилось колесить по стране, сносить холод и дождь, терпеть унижения от власть имущих, уткнувшись в окно, видеть свою землю, напитываться ею и стоять за нее, подобно былинным русским богатырям.

Чем ближе становился его город, тем лучше понимал он ценность поездки на Урал, своего приобщения к великому коллеге, великому делу – человечности, совестливости, мудрости – и понимал, как много еще придется брать рубежей.

Сойдя с поезда, смотрел на остатки трамвайных рельсов, которые вырывали по решению мэра, и тихо говорил:
– Адвокаты все равно не сдаются… Они – дети Плевако!

1 мая 2012 года


Назад


ОПРОС "АГ"

Как часто вам встречаются иностранные граждане в качестве представителей в российских судах?

Не встречал никогда
Встречал, но давно
Встречал 1-2 раза
Встречаю часто
Встречаю всегда

Подробнее
НОВОСТИ
•  17.11.2017
НЕДЕЛЯ «АГ»
Главные адвокатские новости, опубликованные на сайте в течение недели

•  17.11.2017
ОПУБЛИКОВАН ПОРЯДОК ТРАНСЛЯЦИИ СУДЕБНЫХ ЗАСЕДАНИЙ
Судебный департамент при Верховном Суде РФ урегулировал вопросы организации и проведения трансляции заседаний в судах

•  17.11.2017
СТРАХОВЫЕ ВЗНОСЫ ОТВЯЗАНЫ ОТ МРОТ
Госдума приняла закон, вносящий изменения в Налоговый кодекс, которые затрагивают в том числе адвокатов

•  17.11.2017
ПРОСЬБА К СУДУ НЕ ПРЕРЫВАТЬ АДВОКАТА
Сахалинская адвокатская палата обратилась к судейскому корпусу с просьбой не прерывать выступления адвокатов

•  17.11.2017
МВД ВЫПЛАТИТ ДОЛГИ АДВОКАТАМ
Адвокаты АП Свердловской области возобновили участие в уголовном судопроизводстве по назначению дознавателей и следователей областного УМВД

Другие новости
ОБЪЯВЛЕНИЯ
•  МОДЕРНИЗАЦИЯ РЫНКА ОКАЗАНИЯ КВАЛИФИЦИРОВАННОЙ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ
7 декабря 2017 г. в Москве состоится конференция «Модернизация рынка оказания квалифицированной юридической помощи: приоритетные направления реформы»

•  ЭТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ АДВОКАТА С ДОВЕРИТЕЛЕМ
6 декабря 2017 г. в Москве состоится открытая дискуссия «Основные этические принципы во взаимоотношениях адвоката с доверителем (подзащитным). Доверие и эффективность: как этого добиться»

•  КОНФЕРЕНЦИЯ НАПКА
16 ноября 2017 г. в Москве НАПКА организует «Конференцию НАПКА Осень-2017»

•  IV ЮРИДИЧЕСКИЙ ФОРУМ СТРАН БРИКС
С 30 ноября по 1 декабря 2017 г. в Москве пройдет IV Юридический форум стран БРИКС

•  МОЛОДЫЕ ЮРИСТЫ РОССИИ – 2017
2–3 декабря в Москве пройдет IV Международный образовательный форум «Молодые юристы России – 2017»

•  РАБОТА АДВОКАТА В СУДЕ С УЧАСТИЕМ ПРИСЯЖНЫХ ЗАСЕДАТЕЛЕЙ
C 1 декабря 2017 г. по 17 февраля 2018 г. на базе Школы адвоката АП Ставропольского края пройдет Всероссийский очно-дистанционный курс

•  ОЧНО-ДИСТАНЦИОННЫЙ КУРС «СЕМЕЙНОЕ ПРАВО И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА»
С 22 ноября 2017 г. по 16 февраля 2018 г. будет проведен курс «Семейное право и права человека. Международные стандарты защиты прав ребенка и взрослого»

Другие объявления

© 2007—2017 «Новая адвокатская газета»
Воспроизведение материалов полностью или частично без разрешения редакции запрещено. Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения авторов.
Присланные материалы не рецензируются и не возвращаются.
Отдельные публикации могут содержать информацию, не предназначенную
для пользователей до 16 лет.