Скандальный перенос воинских захоронений в Таллине имел, как известно, юридические последствия – несколько молодых людей, устно и письменно выражавших несогласие с таким способом пересмотра итогов Второй мировой войны, были привлечены к суду по обвинению в организации массовых беспорядков. О том, как удалось добиться оправдания обвиняемых, по просьбе редакции «АГ» рассказывает участвовавший в деле адвокат Владимир САДЕКОВ.

Прекрасная вещь – любовь к Отечеству,но есть нечто еще более прекрасное – любовь к истине.   П.Я. Чаадаев

То, что речь идет не о рядовом уголовном деле с обычными санкциями и последствиями, а о громком политическом процессе, затрагивающем интересы различных групп и даже интересы государств, защите стало ясно сразу. Отсюда вытекали внимание прессы и дополнительное усердие следственных органов. Учитывая резонанс процесса и возможные последствия любой ошибки, защита разработала линию поведения, как для себя, так и для подзащитных, которая в конечном итоге и обеспечила успех. Должен отметить, что разработка велась под руководством опытнейшего адвоката Леонида Оловянишникова, представляющего ленинградскую юридическую школу (он защищает одного из обвиняемых Дмитрия Линтера).

Содержание под стражей

Описание судебного процесса было бы неполным без предварительного расследования. Должен признать, что у меня не было и нет претензий к следствию, которое, на мой взгляд, корректно выполнило свою функцию. Все допросы моих клиентов проходили в рамках действующего процессуального законодательства. Их содержание под стражей – предмет будущего, отдельного разбирательства, и излагать позицию защиты в связи с этим было бы преждевременно. Скажу лишь, что в отношении моих подзащитных была получена санкция на арест до полугода.

Один из подзащитных – Марк Сирык был выпущен на свободу самой прокуратурой, проведя под арестом 43 дня. Причиной тому явились, безусловно, грамотная работа следственного органа, позиция защиты и поведение самого подозреваемого. Я считаю, что общественное давление и СМИ также играли какую-то роль, впрочем, не всегда положительную.

Освобождение второго моего подзащитного – М. Ревы произошло значительно позже, в зале суда по нашему ходатайству. В соответствии с национальным законодательством и ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод следствие обязано доказать суду обоснованность подозрения и подтвердить, что, находясь на свободе, лицо может скрыться от следствия или судопроизводства, препятствовать следствию, влияя на свидетелей или скрывая улики и доказательства. Мы ссылались на то, что со временем довод о том, что подозреваемый может влиять на следствие или влиять на свидетелей, уничтожать улики, ослабевает. Поскольку подозреваемый предается суду, естественно, что все доказательства должны быть к этому времени собраны.

У обвинения остался, по сути, один аргумент – что обвиняемый сможет скрыться от правосудия. В соответствии с практикой Европейского суда по правам человека и Государственного суда Эстонии при проверке обоснованности содержания под стражей суд должен действовать не формально, а на основании собранных следствием материалов. Один из основных аргументов прокурора на протяжении всего следствия заключался в том, что дело имеет большой политический резонанс и подозреваемые смогут укрыться за границей. Я прямо спросил на заседании, есть ли у прокуратуры сведения, что мой подзащитный через кого-то купил билет либо подговорил кого-то бежать от следствия. Таких данных представлено не было. Политическая активность и позиция в отношении «бронзового солдата», отличная от мнения правительства, не являются основанием для содержания под стражей. Суд дал правильную оценку обстоятельствам и, принимая во внимание наличие места жительства, семьи и состояние здоровья подозреваемых, освободил их из-под стражи под подписку о невыезде.

Итак, к началу разбирательства дела наши подзащитные оказались на свободе, под подпиской о невыезде.

Судебный процесс и обоснованность обвинения

Из обвинительного акта объемом в 56 листов не так легко понять, в чем, собственно, обвиняются подзащитные. Он изобилует сведениями о переписке между фигурантами, где они обсуждают свои планы по поводу мероприятий, связанных с их политической деятельностью, спорят и отстаивают позиции. Там упоминаются документы, содержащие планы по проведению акций мирного характера. Листовки, составленные коллективно, в которых содержался призыв прийти и мирно выразить свое отношение к переносу «бронзового солдата». Письма правительству и друг другу. Кроме того, в нем содержатся разговоры, зафиксированные прослушкой, и видеоматериалы, происходящие непосредственно с места событий. Подзащитные так и заявили, что текст обвинения понятен, а смысл нет. Их обвиняют по конкретной статье, которая своей диспозицией подразумевает действия, направленные на организацию массовых беспорядков, сопровождаемых погромами, поджогами и грабежами, а не составление листовок, содержание которых расходится с политикой правительства по определенному вопросу.

Исходя из самой диспозиции видно, что термин «организация» охватывает подстрекательство и непосредственное руководство беспорядками. Объективно оно должно выражаться в действиях организационно-подстрекательского характера либо в непосредственном управлении массами народа и руководстве погромами.

Допросами свидетелей и подсудимых обвинение только усложнило свою задачу, поскольку добытые доказательства свидетельствуют о прямо противоположном – в них содержится призыв не к массовым беспорядкам, а к мирной акции. Доказать какой-то скрытый смысл в листовках или иных действиях подзащитных обвинению не удалось.

По нашему мнению, отсутствует и субъективная сторона состава преступления. Не был установлен волевой критерий, который разделяет умысел и неосторожность. Установления интеллектуального критерия недостаточно для констатации умысла, ибо это может означать и неосторожность, что выходит за рамки диспозиции.

Материалы порождают разумные сомнения, которые невозможно устранить при помощи иных имеющихся в деле доказательств (принцип In dubio pro reo). Последнее, по сути, можно отнести как к объективным признакам состава, так и к субъективным.

Суд первой инстанции оправдал обвиняемых за отсутствием состава преступления. Обвиняемые приобрели также право на получение компенсации за безосновательное содержание под стражей, о чем мы неоднократно говорили в суде. По сути, решение отражает позицию защиты. Суд, в частности, установил, что в ходе судебного разбирательства не нашел своего подтверждения тот факт, что обвиняемые действовали сообща и по сговору и что их целью было создать готовность народа незаконно сопротивляться действиям правительства и правоохранительных органов. Также суд нашел, что в ходе судебного разбирательства не подтвердился тот факт, что те лица, которые участвовали в погромах, были созваны именно обвиняемыми. Решение также содержит множество иных аргументов, свидетельствующих о необоснованности обвинения. Безусловно, и это не было сюрпризом, обвинение представило апелляцию. Кодекс этики не позволяет обсуждать не оглашенный и не изученный судом процессуальный документ, составленный не мною, но, забегая вперед, могу сказать: изучив его, я не открыл для себя ничего нового, отличающегося от прежней позиции обвинения.

Апелляция

Сократ мне друг, но истина дороже. Платон

 

Я, как защитник в процессе и как адвокат, безусловно, доволен оправдательным приговором, пусть пока и не в последней инстанции. Это уже указывает на неоднозначность обвинения. Оправдательный приговор вызвал бурю радости среди большинства русскоязычного населения и бурю негодования среди коренного населения. Это объясняется различием подхода к пониманию произошедшего. Различные исторические оценки ввода советских войск в Эстонию явились причиной различного отношения к символу – «бронзовому солдату». Резонанс этих событий привел к памятнику тысячи горожан. Некоторые из них были пьяны, некоторые участвовали в погромах и грабежах. Эти противоправные действия, естественно, вызвали отвращение к погромщикам. Сознательно или нет, большинство населения стало ассоциировать моих подзащитных с самими погромщиками и приписывать им организацию бесчинств. Именно поэтому вынесение оправдательного приговора и вызвало такой взрыв эмоций, которые выплеснулись в СМИ. Необходимо добавить, что местные ученые-правоведы, проанализировав решение суда, не пришли к единому выводу. Некоторые сочли приговор обоснованным, а некоторые нет.

Излишнее внимание к этому делу вредит судопроизводству. Как может быть воспринят обвинительный приговор в вышестоящих инстанциях? В качестве примера давления со стороны политиков? Уступки правосудия политике? Как юрист, я всеми способами пытался и пытаюсь не затрагивать политических вопросов и уклоняюсь от них, концентрируясь на правовых критериях. Свою защиту я основывал исключительно на нормах права, избегая политизации процесса и демагогических пространных рассуждений о нарушении прав человека.

Однако, несмотря на то, что решение является позитивным для подзащитного, на мой взгляд, оно не содержит одного из мотивов для оправдания – путанности и неясности обвинения. Такое обвинение не может являться основой для обвинительного приговора, поскольку этим нарушается право на эффективную защиту.

К сожалению, данному аргументу не была дана судебная оценка, и поэтому, несмотря на оправдательный приговор, подзащитные подали апелляционную жалобу на решение по мотивам оправдания. Окружной и вышестоящие суды дадут оценку моим аргументам.