ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА СВОБОДУ

В защиту правовой обоснованности положений действующего Кодекса

В связи с публикацией в № 18 (131) «АГ» статьи А.С. Савича, посвященной проекту изменений Кодекса профессиональной этики адвоката, считаю своим правом высказать некоторые принципиальные, на мой взгляд, возражения.

В размышлениях Андрея Сергеевича есть целый ряд интересных предложений, но в данном случае я сконцентрировался лишь на том, что лично мне не показалось убедительным.

Сразу оговорюсь, что как структура, так и целый ряд положений Кодекса требуют переработки и осмысления. И предлагаемый Андреем Сергеевичем девиз – «Каждый адвокат обязан быть приличным человеком» – не вызывает возражений. Однако пути воплощения этого девиза, по-моему, предлагаются неприемлемые. Делается попытка ссылками на общегражданские правовые акты поставить знак равенства между характером взаимоотношений «адвокат – адвокатская палата» и «работник – работодатель».

О расширении сферы нормативного регулирования
Первое, что «царапнуло», – это тезис о том, что нынешний Кодекс «не обеспечивает в полной мере выявление и избавление российской адвокатуры от мелких и крупных полужуликов… от тех, чей профессиональный уровень является неудовлетворительным»; что в нем «отсутствует регулирование многих вопросов»; что должна быть «значительно расширена сфера его (Кодекса) нормативного регулирования».

Может быть, я не прав, но мне представляется, что адвокатское сообщество объединяет самостоятельно и свободно практикующих профессионалов. Правовое поле, в котором они работают, ограничено нормами действующего законодательства. Этические нормы, заложенные в Кодексе, устанавливают правила поведения при осуществлении адвокатской деятельности, обязательные для каждого адвоката.

Расширение сферы нормативного регулирования Кодекса – это посягательство на свободу этого самого «приличного» человека. Тем более, если ставится вопрос о «выявлении» полужуликов.

Прежде всего, наш Закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» не наделяет органы адвокатского сообщества такими функциями контроля, которые позволяют произвольно вторгаться в деятельность конкретного адвоката. Хочется, а нельзя! По-моему, замечательно, что это возможно лишь в рамках дисциплинарного производства. Кроме того, термин «выявление» предполагает наличие соответствующего контролирующего органа (а значит, и дополнительного немаленького штата адвокатских бюрократов) и специально разработанной процедуры. Стремление к тотальному контролю приведет к такой степени бюрократической заорганизованности, которой позавидуют госорганы.

О презумпции добросовестности
Второе, что не оставило меня равнодушным, – это радение за утверждение принципа равенства «вместо позорного положения о так называемой “презумпции добросовестности адвоката”».

Позволю себе заметить, что термин «презумпция добросовестности адвоката» не содержится ни в Законе, ни в Кодексе. Казалось бы: нечего и копья ломать. Однако на практике этот принцип живет. И, как я считаю, вполне правомерно. Саркастическое замечание г-на А.С. Савича о том, что этот принцип не заложен в профессиональные кодексы полицейских, прокуроров и судей, – весьма неубедительно, поскольку указанные лица относятся к «служивому сословию», их деятельность (даже судейская) проходит в рамках строгой иерархии, четко прописана как в процессуальном законодательстве, так и в многочисленных подзаконных актах. Адвокатская же деятельность, если верить п. 1 ст. 25 Закона об адвокатской деятельности, «осуществляется на основе соглашения между адвокатом и доверителем». То есть в рамках гражданско-правовых отношений. То есть в рамках принципа «свободы договора». То есть в рамках презумпции добросовестности стороны договора, заложенной в ч. 1 ст. 56 ГПК РФ: в случае возникновения спора каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований.

В связи с этим хочется спросить: почему адвокаты (в том числе члены квалификационной комиссии (далее – комиссия) и Совета АП) должны априори верить жалобщику, утверждающему, что их коллега – «верблюд», если к жалобе не приложены соответствующая генетическая экспертиза? Андрей Сергеевич, кстати, сам пишет, что приличному человеку не нужно никакой презумпции его добросовестности, ему нужен принцип равенства сторон, в соответствии с которым  каждая из сторон обязана доказать те обстоятельства, на которые она ссылается. Разве это не одно и то же? Просто в дисциплинарном производстве доверитель (заявитель) жалуется на адвоката, а не наоборот. Поэтому мы и говорим только о презумпции добросовестности адвоката, хотя добросовестность презюмируется для обеих сторон дисциплинарного производства в ч. 2 п. 1 ст. 23 Кодекса: разбирательство в комиссии осуществляется на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства.

Это же относится и к предложению об обязательном вынесении президентом АП мотивированного постановления о возбуждении дисциплинарного производства. Мотивированное постановление – хотя и предварительная, но оценка «по существу». Вправе ли президент адвокатской палаты, председательствующий в комиссии, давать такую оценку заранее? Его нынешняя «просто подпись» о возбуждении дисциплинарного производства – это констатация наличия формальных признаков, констатация необходимости разобраться в конфликте. Заметьте, что и по ГПК РФ суд руководствуется теми же требованиями, не мотивируя свое определение о принятии иска к производству.

О праве жаловаться на адвоката
И еще в защиту правовой обоснованности ряда положений действующего Кодекса.

Не могу согласиться и с предложением сделать открытым список физических и должностных лиц, имеющих право «пожаловаться» на адвоката. Все процессуальные противники адвоката, в том числе следователи, прокуроры, полицейские и государственные чиновники, граждане, имеющие противоположный интерес по отношению к интересу доверителя адвоката, – все эти люди, мало того, что не связаны договорными отношениями с адвокатом, прямо, лично заинтересованы в провале его миссии. Процессуальное и иное законодательство дает им достаточно инструментов для «борьбы» с адвокатом, в том числе обращение в органы юстиции или к вице-президенту АП с просьбой о внесении представления о возбуждении дисциплинарного производства. Предоставлять им право жаловаться на адвоката в адвокатскую палату напрямую – значит сделать нашего коллегу «мальчиком для битья» со всеми вытекающими последствиями.

О праве обжалования решений Совета
А еще меня удивил «пассаж» о праве «всех» обжаловать решения совета адвокатской палаты по дисциплинарному производству. Наш Закон об адвокатской деятельности вообще не предусматривает для лиц, не входящих в адвокатское сообщество, право обжалования решений совета, принятых в пределах его компетенции. Даже те иски, которые предъявлялись к нашему Совету, адвокаты мотивировали выходом Совета за рамки полномочий. Рассмотрение жалоб на действия (бездействие) адвокатов отнесено законодателем к исключительной компетенции совета адвокатской палаты (подп. 9 п. 3 ст. 31 Закона). Право обжаловать решение совета палаты по дисциплинарному производству предоставлено Кодексом лишь адвокату, поскольку речь идет о дисциплинарном взыскании, непосредственно затрагивающем жизненные права адвоката на занятие профессией. Ничьих иных прав решение совета адвокатской палаты о наказании адвоката либо прекращении дисциплинарного производства не ущемляет. Какой свой интерес будут отстаивать в суде вице-президент, судья, доверитель, если совет не согласился с их требованием о наказании адвоката или наказание было, по их мнению, слишком мягким? Неудовлетворенное самолюбие?