СИЗИФОВ ТРУД

Европейский суд посылает противоречивые сигналы польским адвокатам по назначению

Адвокаты, работающие по соглашению или по назначению, одинаково тщательно исполняют свои обязанности. В принципе признавая такой подход единственно правильным, Европейский суд иногда посылает им не вполне понятные сигналы, как, например, в двух польских делах, когда адвокаты поленились подать от имени осужденных кассационные жалобы, которые считали бесперспективными.

Следует сразу отметить, что кассационная стадия в Польше не вторая, а третья и представляет собой нечто вроде надзора, по возможности освобожденного от произвола, столь характерного для российской системы. Сторона уголовного разбирательства вправе подать кассационную жалобу в Верховный суд на любое определение апелляционного суда, утвердившее приговор. Единственное узкое место – жалобу подает и подписывает адвокат. В ней можно ссылаться, например, на серьезные процессуальные нарушения (незаконный состав суда, нарушение подсудности, отсутствие юридической помощи и пр.), но не на строгость назначенного наказания.

Как в Польше

Естественно, что заключить договор с адвокатом, который попытался бы перечеркнуть все усилия государственной машины, может не всякий осужденный, и любезность польского законодателя простирается настолько далеко, что апелляционный суд назначает нуждающимся защитника специально для написания жалобы. Возникает вопрос: как быть, если жаловаться, строго говоря, не на что (вероятно, за границей бывает и такое), а канючить по поводу слишком сурового приговора закон на этой стадии запрещает? В таком случае Верховный суд разрешает защитнику отказаться от назначения, считая, что сам факт его назначения уже означает обеспечение эффективного права осужденного на защиту. Поскольку сама кассационная процедура там носит специальный характер, кодекс, по мнению Верховного суда, не может обязывать адвоката изобретать основания для жалобы, если они отсутствуют. Некоторое время так и складывалась практика – в случае отказа адвоката суды умывали руки. Но затем Верховный суд указал, что при таких обстоятельствах осужденному должен быть восстановлен срок на подачу кассационной жалобы, чтобы он в дальнейшем сам ломал голову над тем, кто ее напишет и подаст. Однако это нехитрое правило, вероятно, дошло не до всех работников правосудия, в связи с чем местные узники совести тут же начали писать в Страсбург, и небезуспешно.

Двое таких заявителей, Антоницелли и Куликовский, видимо, не принадлежат к числу лиц, которыми гордится Речь Посполита. Один из них был просто убийцей, второй приобрел право на дополнительную благосклонность Европейского суда, зарезав собственную мамочку (кроме того, за мать в этой благословенной стране дают меньше – 12, а не 15 лет). Так получилось, что, справедливо исходя из того, что личные пороки заявителей не дают государствам-участникам оснований нарушать их конвенционные права, Европейский суд со временем стал проявлять особое сочувствие ко всяким спорным фигурам (возможно, желая сделать более наглядной необходимость строгого соблюдения Конвенции по отношению к заблудшей овце). Судьба убийцы Антоницелли тоже сложилась довольно удачно – он проскочил все страсбургские барьеры за четыре года и заставил краснеть польскую демократию, в общем, по довольно пустяковому поводу. Несложные разъяснения Верховного суда оказались непосильным грузом для апелляционной инстанции, которая в обоих делах душегубов ограничилась тем, что посоветовала обратиться к местному омбудсмену, который тоже вроде бы имеет право писать кассационные жалобы.

Четвертая секция Европейского суда подошла к делам Антоницелли и Куликовского с большим пониманием. Проигнорировав доводы заявителей о том, что они и осуждены-то не совсем правильно и хорошо бы отменить приговоры и пустить их гулять на все четыре стороны, в остальном палата всемерно пошла им навстречу. В деле Куликовского признали нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции в части того, что он слишком долго томился в предварительном заточении (два года и четыре месяца); суд повторил свое известное суждение о том, что обвинение в убийстве собственной матери – недостаточный повод для того, чтобы держать гражданина под стражей.

Неконкретным способом

Кроме того, Суд удовлетворил претензии обоих заявителей с точки зрения п. 1 ст. 6 Конвенции во взаимосвязи с п. 3 той же статьи в части недостаточного обеспечения их права на юридическую помощь. Как следует из постановления, польское государство пострадало, в сущности, не из-за отказа назначенцев писать кассационные жалобы, а за то, что осужденным не отвели время на поиск адвокатов, которые согласились бы на это. Никаких адвокатов ни тот ни другой не искали на всем протяжении своих разбирательств и не собирались искать впредь, но формально апелляционные суды действительно допустили ошибку, за что государство-участник заработало очередной выговор.

Европейский суд признал вполне допустимым вывод польских верховников о том, что адвокат, назначенный гражданам, осужденным в двух инстанциях, может отказаться писать кассационную жалобу и что национальные суды не обязаны назначать им другого адвоката. При этом подчеркивается, что государство, тем не менее, обязано обеспечить пресловутое равновесие между эффективным доступом к правосудию для осужденных и независимостью юридической профессии. Польский Верховный суд признал, что у осужденных могут возникать сложности доступа к кассационному суду (если назначенные адвокаты самоустранились от оказания им юридической помощи), и установил более длительный срок для написания жалобы, который начинает течь с момента, когда эти обиженные граждане узнали об отказе их адвокатов, а не с момента, когда адвокаты узнали о решении суда второй инстанции.

Европейский суд посчитал, что такое толкование обеспечивало обоим заявителям достаточное время для поиска новых адвокатов, которые представляли бы их интересы. Тот факт, что ни один из них не располагал достаточными средствами для привлечения адвоката по собственному выбору, не вызывает вопросов с точки зрения ст. 6 Конвенции, поскольку данная статья не гарантирует помощь со стороны назначенных адвокатов для целей использования средств правовой защиты, бесперспективность которых уже установлена.

Однако в данном случае апелляционные суды не указали обоим горемыкам, лишившимся юридического заступничества, в течение какого времени они могут хлопотать насчет своих кассационных жалоб. Европейский суд заключил, что в данном ограниченном, но существенном аспекте процедуры, предусмотренные польским законодательством, являются ущербными и их надо как можно скорее привести в соответствие с конвенционными порядками. Это не спасло польское государство от признания нарушения указанных статей – как выразился Европейский суд, право заявителя не было обеспечено «конкретным и эффективным способом». Кроме того, Польша в порядке применения ст. 46 Конвенции заработала указание на необходимость устранения системного недостатка в ее правовой системе. Как она должна его устранять, осталось неизвестным; любопытно также, как она будет восстанавливать права заявителей – дадут ли им две недели на написание новой кассационной жалобы или ограничатся добавкой макарон на день независимости. Об этом в постановлении ничего не говорится, и вряд ли оно заставит пана Куликовского с Антоницелли сильно торжествовать, но во всяком случае палата, вероятно, вправе записать его себе в актив возмездия и восстановленной справедливости.

И кто его знает, на что намекает?

Такое соломоново решение побудило импульсивного мальтийского судью Бонелло подать особое мнение, в котором рассуждения большинства о некотором умалении прав осужденных он назвал «святыми, благородными и бессодержательными мантрами». Он не уточнил одного: что бы он приказал адвокату делать, если основания для обжалования действительно отсутствуют.

Досадно, что «святые мантры» расходуются на такие цели и с таким результатом: можно представить, сколько жалоб оказалось в страсбургской корзинке ради того, чтобы суд четыре года отстаивал права двух польских уголовников, которыми те все равно никогда смогут воспользоваться.