Уполномоченный по защите прав предпринимателей Борис Титов предлагает изменить не только практику, но и нормы закона

Речь идет, в частности, о введении суда присяжных для бизнесменов, обвиняемых в мошенничестве.

– Вы ежегодно направляете Президенту России доклад о результатах своей работы, содержащий оценку условий осуществления предпринимательской деятельности в Российской Федерации. Условия всегда были не самыми оптимальными. Но в этом году вы решили всерьез заняться изменением законодательства. Почему?
– В этом году будет очередной, уже четвертый доклад Президенту РФ. В докладе, как сказано в законе, должны содержаться предложения о совершенствовании правового положения субъектов предпринимательской деятельности. Мы оценили текущую ситуацию, сделали анализ ряда законов и решили в этом году подготовить отдельный доклад по уголовному преследованию бизнеса.

Очень много бизнесменов сейчас находится за решеткой. Мы пытаемся им помочь в рамках своей компетенции и в соответствии с законом. В прошлом году мы сумели улучшить положение 84 человек. Конечно, этого мало. А проблем остается много. И мы будем решать их системно, что невозможно без изменения уголовного и уголовно-процессуального законодательства.

Сейчас, например, мы начали заниматься 108-й статьей УК, по которой представителей бизнеса вообще не должны сажать в камеры предварительного следствия. А от них валом идут обращения. Жалуются предприниматели, что они сидят по много месяцев, некоторые – больше года.

Я не хочу делать какие-то выводы по существу предъявленных обвинений. Может, они и виноваты в чем-то. Но к некоторым из них за это время ни разу не пришел следователь. Ни разу! Они не вызывались на допрос. Что это значит? Это значит, что их с самого начала вынуждали дать признательные показания. И теперь их держат в СИЗО, чтобы они признались сами. Или кому-то отписали свой бизнес. Тогда им обещают условное наказание.

– Вы готовы взять такие дела под личный контроль?
– У нас все обращения находятся под контролем. Особенно когда обращаются люди, которые оказались в совсем плохой ситуации. В Ростове, например, больше года сидит предприниматель, которому уже за 70, у которого четвертая степень рака. Но его даже под домашний арест не соглашаются выпустить из СИЗО. Такими случаями мы будем заниматься особенно тщательно.

– В чем суть этой работы?
– Как я уже сказал, мы получили огромное количество обращений. Сейчас мы с ними работаем, проводим краткий юридический аудит, формируем соответствующую базу данных. Затем будем обращаться в прокуратуру, чтобы в массовом порядке пересмотреть меру пресечения. Надеемся использовать для этого и наш доклад Президенту.


– Можете назвать хотя бы примерное количество предпринимателей, на обращения которых надо оперативно реагировать?
– Речь идет о десятках, а то и о сотнях людей.

– В ряде публикаций говорится, что одни предприниматели сидят, потому что их «заказали» другие. Или «настучали» на них. Это соответствует истине?
– К сожалению, надо признать, что очень часто корпоративные конфликты являются первопричиной всех этих дел. Чаще всего бизнес начинает о чем-то спорить, но почему-то не идет в арбитражные суды, чтобы разрешить эти споры. Вместо этого обращаются в правоохранительные органы, пытаясь с их помощью повлиять на результат. Или, как говорят в народе, пытаются использовать заключение под стражу предпринимателя, чтобы «отжать» у него бизнес.

– Иногда бизнес «отжимают» сами силовики. Не могу назвать их правоохранителями. А иногда банальные «доносы» пишут как раз те, кто проиграл спор в суде.
– Бывает и так, а бывает и иначе, когда в суд не идут умышленно, предполагая, что там можно проиграть, если позиция не слишком убедительная или если юристы не советуют. Или даже выиграть, но ничего не получить от этого. Некоторые банки вообще предпочитают не ходить по судам и пользуются инструментами досудебного взыскания.

– Есть такое понятие – преюдиция. В соответствии со статьей 90 УПК решения арбитражных судов должны иметь преюдиционное значение. То есть уголовные суды должны в своей практике учитывать решения арбитражных судов по этим вопросам. К сожалению, на практике эта норма не соблюдается. Некоторые судьи прямо ссылаются на то, что арбитражные суды были чуть ли не куплены, что они «подыгрывают» определенному бизнесу.

Можно подумать, что у нас уголовные суды кристально чистые.

К тому же сейчас все эти суды подчинены одному – Верховному Суду РФ. Нет уже двух параллельных судебных систем. Но тенденция сохраняется.

Поэтому мы сейчас готовим целый комплекс конкретных предложений, как изменить эту ситуацию.

– Вы имеете в виду те предложения, что вошли в проект доклада Президенту?
– Да. Там, в частности, затрагивается и вопрос преюдиции. Очень непростой вопрос, но мы пытаемся дать на него ответ.

Кроме того, мы ставим вопрос об изменении порядка назначения экспертиз. Это очень большая проблема. Вообще неравенство экспертов в процессе у нас просто уникальное. Одним суды верят на слово, других отвергают напрочь.

Мы также занимаемся вопросами возбуждения уголовных дел, проведения доследственных проверок и оперативно-розыскной деятельности.

Мы считаем, что надо вернуть порядок, который был в Советском Союзе. Санкцию на арест должен давать прокурор.

В послесоветский период нас мотало из стороны в сторону. Дали прокурорам право вести следствие, что было неправильно. Надо развести следствие и надзор над ним. Санкцию на возбуждение уголовного дела, затем на арест дает прокурор, а суд может подтвердить или не подтвердить обоснованность решения прокурора. Сейчас прокурор ни на что не влияет и лишь поддерживает обвинение в суде. А если санкцию на арест будет давать прокурор, то многие дела просто не дойдут до суда, так как прокурор будет против.

– Когда к вам поступает обращение о незаконном заключении под стражу, вы сразу же реагируете?
– Сначала мы должны проверить, насколько обоснованна жалоба. Бывает, что к нам обращаются совсем не те, кто имеет право быть защищенным.

– Защищать надо всех, это аксиома. По крайней мере для адвокатов.
– Я имею в виду, что иногда нами пытаются манипулировать, использовать нас как средство, чтобы улучшить свое положение. А иногда бизнесмены действительно не понимают, что совершили серьезное правонарушение. Поэтому мы обязательно проводим экспертизу. Сегодня больше 60 юридических фирм проводят для нас такие экспертизы pro bono. И если экспертиза показывает, что права человека действительно нарушены, то мы начинаем использовать те полномочия, которые у нас есть. Однако наши полномочия ограниченны, поэтому приходится делать что-то сверх этого. Например, используем наши кадры в рабочей группе при прокуратуре.


– Как часто вам удается действительно повлиять на судьбу того или иного арестанта?
– Примерно в половине случаев, когда мы обращаемся в надзорные органы.

– Расскажите подробнее о некоторых ваших законодательных инициативах. По статье «Мошенничество» вы предлагаете рассматривать дела с участием присяжных заседателей. Это будет серьезной подвижкой в судопроизводстве?
– Подвижкой является прежде всего изменение количества дел, рассматриваемых с участием присяжных. До определенного времени оно снижалось, причем многие юристы считают, что это было правильно, так как организовать суд присяжных непросто, это требует огромного количества материальных и организационных затрат.

Но даже коллегия из профессиональных судей лучше, чем один судья. А с появлением присяжных в районных судах статистика может измениться в другую сторону. И понятно, что присяжные должны участвовать в тех делах, где отмечается больше всего нарушений.

Мы предлагаем, чтобы с участием присяжных рассматривались дела по некоторым составам статьи 159 УК, это самые большие составы статьи «Мошенничество». Эта статья просто «резиновая», ее можно растянуть до необъятных размеров. И сегодня она используется в большинстве случаев, когда предпринимателя хотят привлечь к ответственности. Не выполнил контракт – ты уже мошенник. Нарушил какие-то пункты договора – тоже.

Но слово «мошенник» предполагает, что с самого начала ты затеивал недоброе. Ты заранее знал, что не выполнишь свои обязательства и кого-то обманешь. Этот умысел, который должен присутствовать в делах о мошенничестве, никто сегодня не доказывает. Суды считают, что это делать не обязательно.

Потому-то мы и предлагаем ввести суд присяжных. Задача присяжных – не доказать, что человек совершил преступление, что он прав или не прав. Они, не являясь юристами, но используя свой человеческий опыт, должны признать, что имелся умысел. Обвинение должно доказать, что подсудимый заранее замышлял совершить преступление, думал о том, как это сделать, понимал, что он обманет своего контрагента. И это действие должно было быть не только продуманным, но и взвешенным.

А если это получилось нечаянно, если вдруг изменилась ситуация на рынке или если человек попал в затруднительное положение, то это уже совсем другой вопрос.

– То есть тоже преступление, но другое?
– Или не преступление, а всего лишь административное правонарушение.

– Из ваших слов следует, что сейчас, как правило, задолжавших бизнесменов сажают независимо от умысла.
– Не только сажают, но еще и «пристегивают» статью 210 УК. То есть вначале обвиняют в совершении преступления, а затем «замечают», что преступление совершено группой лиц, которые объединились именно в преступных целях. И такую якобы преступную группу можно усмотреть в любом юридическом лице, где есть, скажем, владелец, исполнительный директор и бухгалтер. Криминальное трио налицо!

Они могут получить вплоть до пожизненного срока, ведь статья 210 принималась специально для борьбы с ОПГ и другими преступными сообществами.


– В каких именно случаях, согласно вашему предложению, при обвинении в мошенничестве можно рассчитывать на суд присяжных?
– В самых сложных.

Но вообще-то мы хотели бы переписать статью 159 УК полностью, изменив ее логику. Сейчас эта статья логически ущербна. Ее латали-перелатали, потом сделали несколько составов, включив предпринимательские. Это была попытка уменьшить для предпринимателей ответственность по экономическим статьям. Но попытка была недостаточно продуманной, поэтому получилось все наоборот. В конце 2014 г. Конституционный Суд признал незаконной статью 159.4, по которой происходило определение наказания предпринимателям за мошенничество, и обязал внести изменения, чтобы бизнесмены отбывали наказание согласно «общей» 159-й статье.

Однако сейчас статья 159 предполагает наибольшую ответственность по основной части. Мы же предлагаем по этой неспецифицированной части установить наименьшую ответственность, максимум до 5 лет. А дальше должны идти другие составы, которые усиливают ответственность в случаях, если обществу нанесен больший ущерб.

Например, если в банке пострадали вкладчики. Ответственность в кредитно-денежной сфере должна быть больше, так как она затрагивает интересы большого числа лиц. Или если строители обманули дольщиков. Тут можно посадить мошенника и на 10 лет. Также можно давать больший срок, когда сумма, присвоенная в результате мошенничества, превышает какую-либо установленную черту. То есть при особо крупном размере мы также согласны с усилением ответственности.

– Кстати, большинство статей УК построены именно по такому принципу.
– Да, практически везде логика нормальная. А почему в 159-й все так запутано? Нам это непонятно.

– Общие составы должны быть ниже. Но это будет касаться только предпринимательской деятельности? Или любого мошенничества?
– Сейчас все построено слишком сложно. Имеется несколько частей статьи 159, есть также ее «дочки», где имеется значок «прим.». Там уже специальные составы, например по мошенничеству в сфере кредитования. Убрали из статьи часть четвертую, но дополнили ее частью седьмой, введя туда «качественные» показатели. При этом она включена в основную статью, если преступление совершено в сфере предпринимательства. Это тоже совершенно нелогично.

Словом, эту статью надо просто переписать.

– А вы будете настаивать на предложении, чтобы продление срока предварительного заключения осуществлялось вышестоящим судом?
– Да. Если в первый раз надо продлить срок содержания под стражей, то это должен делать вышестоящий суд, а в следующий раз это решение может вынести только Верховный Суд.

Мы хотим как-то повлиять на порочную практику, когда один судья принимает решения и о мере пресечения, и по существу вопроса. Одному из наших предпринимателей судья раз 15 выносил постановления о продлении содержания под стражей. В результате человек сидел до суда больше 6 лет. А потом ему, конечно, вынесли обвинительный приговор. Не мог же судья, который столько лет держал его в камере, признать, что это было напрасно. Вот и «влепил» ему 9 лет. Меньше, наверное, просто не мог.

Теперь мы пытаемся в докладе аргументировать свои предложения по изменению такой абсурдной ситуации.

Кроме того, мы выступаем за то, чтобы развести апелляционную и кассационную инстанции. Мосгорсуд рассматривает уголовные дела по первой инстанции, сам же затем рассматривает апелляцию, а затем не дает согласия на рассмотрение кассационной жалобы в Верховном Суде.