Выступая на пленарном заседании Совета судей РФ 30 мая с. г., председатель Совета Виктор Момотов поднял тему загруженности судейского корпуса, которая недопустимым образом сказывается на качестве исполнения судьями их служебных обязанностей.

Непременно взять под стражу?
Коснусь лишь одной причины загруженности как судейского корпуса, так и других участников процесса, в том числе адвокатов, на досудебных стадиях уголовного процесса. Речь идет о решении вопроса об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или продлении срока содержания под стражей.

С учетом чрезвычайной важности самого акта ограничения свободы человека и необходимости безотлагательного реагирования органа, проверяющего судебный акт на соответствие принципам законности, обоснованности и справедливости, закон допускает заключение под стражу подозреваемого (обвиняемого) по постановлению судьи лишь «при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения» (ч. 1 ст. 108 УПК РФ).

Так должно быть по закону. В жизни все обстоит иначе. Судебная практика свидетельствует о том, что следователи перестраховываются при избрании подозреваемому (обвиняемому) меры пресечения, останавливаясь на максимально строгой во всех случаях, когда обвинение связано с совершением преступления, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше трех лет (таких дел большинство). Судьи либерально, «с пониманием» относятся к этим перестраховкам. Как и для следователя, для судьи это положение закона воспринимается не как повод задаться вопросом, ради чего нужно посадить работоспособного гражданина в тюрьму, т.е. на шею государства, а как непреложная аксиома, не требующая доказательств и обоснований того, что безупречного до задержания человека следует непременно взять под стражу, изолировать от семьи, работы, общества.

Как бы слабо следователь ни обосновал свое ходатайство, примерно в 95 случаях из 100 судья удовлетворяет ходатайство следователя по самому острому с процессуальной, экономической, демографической и политической точки зрения вопросу – избрание меры пресечения в виде содержания под стражей или продление срока такого содержания.

Обвиняемый подлежит немедленному освобождению
Насколько обоснован наш вывод, рассмотрим на примере одного типичного уголовного дела по обвинению ранее не судимого и положительно характеризующегося предпринимателя А. (и других) в совершении преступления, максимальное наказание за совершение которого не превышает 8 лет лишения свободы. Несколько забегая вперед – в стадию судебного разбирательства дела по существу – будем помнить также и то, что в отношении подобных лиц суд, придя к выводу о возможности исправления осужденного без реального отбывания наказания (независимо от тяжести обвинения), «назначив… лишение свободы на срок до 8 лет… постановляет считать назначенное наказание условным» (ч. 1 ст. 73 УК РФ).

Обсуждая вопрос об избрании обвиняемому самой строгой меры пресечения, суд обязан принимать во внимание, наряду с другими обстоятельствами, данные о личности обвиняемого, его семейное положение, род занятий и другие обстоятельства.

 Гражданин А. – личность до задержания безупречная, федерального масштаба: сотрудник Совета Федерации, известный спортсмен (чемпион России, победитель Кубка многомиллионной Москвы), человек без вредных привычек, с неопороченной биографией, глава большого семейства, многодетный отец малолетних девочек, имеет место жительства и так нужное российской экономике занятие в сфере малого бизнеса, на его иждивении находится также неработающая супруга, которая занимается воспитанием детей и ухаживает за нетрудоспособной матерью.

Чего недоставало суду, чтобы не отправлять за решетку кормильца шестерых иждивенцев? Изначально заключение под стражу такого подозреваемого было явно незаконным.

Пять раз следствие в составе 14 следователей по особо важным делам ГСУ МВД по г. Москве в течение более года ставило перед Тверским районным судом г. Москвы, а затем и перед Мосгорсудом вопрос о продлении срока содержания обвиняемых под стражей. Каждый раз десяток адвокатов составляли детальные возражения и обоснования правовой позиции и безуспешно пытались убедить суд и проверяющую инстанцию в необоснованности заключения под стражу обвиняемых. За это время следствием установлено, что 26 обвиняемых причинили частным лицам материальный ущерб на сумму примерно 4 млн руб. За это же время государственный бюджет уменьшился более чем на 150 млн руб. за счет выплаты зарплаты следователям, судьям, сотрудникам суда и прокуратуры, свидетелям, потерпевшим…

11 ноября 2016 г. следствие по делу закончилось. 24 марта 2017 г. истек предельный 12-месячный срок содержания обвиняемых под стражей.

Закон прямо указывает: «Срок содержания под стражей свыше 12 месяцев может быть продлен лишь в исключительных случаях в отношении лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений» (ч. 3 ст. 109 УПК РФ). По делу нет ни одного исключительного обстоятельства (ч. 1 ст. 108 УПК РФ), преступление не относится к категории особо тяжких (ст. 15 УК РФ). «Дальнейшее продление срока не допускается. Обвиняемый, содержащийся под стражей, подлежит немедленному освобождению» (ч. 4 ст. 109 УПК РФ), т.е., по данному делу, с 24 марта 2017 г. – с момента истечения срока содержания под стражей.

Последние тома уголовного дела предъявлены обвиняемым и их защитникам лишь в июне 2017 г. Снова обращаемся к закону: «Если после окончания предварительного следствия материалы уголовного дела были предъявлены обвиняемому и его защитнику позднее чем за 30 суток до окончания предельного срока содержания под стражей, то по его истечении обвиняемый подлежит немедленному освобождению. При этом за обвиняемым и его защитником сохраняется право на ознакомление с материалами уголовного дела» (ч. 6 ст. 109 УПК РФ). Но уже вне изоляции.

Перегрузка пустой работой
В течение более шести последних месяцев следствие трижды ходатайствовало о продлении сроков содержания под стражей для окончания ознакомления обвиняемых и их защитников с материалами дела и каждый раз получало согласие суда.

На заключительном этапе перегрузка сотрудников следствия, суда, прокуратуры, адвокатуры пустой работой вплоть до освобождения обвиняемых из-под стражи 6 июня 2017 г. выглядела следующим образом.

6 марта 2017 г. постановлением судьи Тверского районного суда г. Москвы удовлетворено ходатайство следователя о продлении обвиняемым в совершении тяжкого преступления срока содержания под стражей до 24 марта 2017 г., т.е. до предельного 12-месячного срока.

17 марта 2017 г. постановлением судьи Московского городского суда удовлетворено второе ходатайство следователя от 13 марта 2017 г. о продлении обвиняемым срока содержания под стражей до 7 июня 2017 г., т.е. на 2 месяца 14 дней свыше предельного срока.

17 апреля 2017 г. судья Мосгорсуда, проверяя законность постановления судьи Тверского районного суда г. Москвы от 6 марта 2017 г., рассмотрел дело в апелляционном порядке за пределами законного срока содержания под стражей А. и оставил постановление в силе в нарушение ч. 4 ст. 109 УПК РФ, в соответствии с которой, напомню, обвиняемый «подлежит немедленному освобождению» из заключения.

18 мая 2017 г. аналогично поступила судебная коллегия Мосгорсуда, своим определением оставив в силе постановление судьи Мосгорсуда от 17 марта 2017 г. (к тому времени обвиняемые уже почти 2 месяца свыше предельного срока незаконно находились под стражей).

При этом судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда, используя действующий в уголовном процессе принцип аналогии (ч. 3 ст. 1 УПК РФ), в своем определении от 18 мая 2017 г. обосновала решение теми же противоречащими уголовно-процессуальному закону доводами, на основании которых постановлением судьи Мосгорсуда от 6 марта 2017 г. стороне защиты было отказано в освобождении обвиняемых за истечением предельного срока содержания под стражей.

Но ведь совершенно ясно, что апелляционная коллегия Московского городского суда обязана была отменить постановление судьи Московского городского суда от 17 апреля 2017 г. как противоречащее нормам международного и национального права, безотлагательно рассмотреть дело и освободить заключенных из-под стражи (п. 4 ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ч. 1 и 4 ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 109 УПК РФ).

Для того чтобы в отношении обвиняемого, который постановлением суда лишен свободы вследствие заключения под стражу, вопрос решался безотлагательно, в ч. 11 ст. 108 УПК РФ установлены сжатые сроки: на обжалование постановления – 3 суток со дня его вынесения, на вынесение решения судом апелляционной инстанции по жалобе или представлению – не позднее чем через 3 суток со дня их поступления.

Постановление судьи Тверского районного суда г. Москвы от 6 марта 2017 г. и постановление судьи Мосгорсуда от 17 марта 2017 г. апелляционная инстанция Московского городского суда рассмотрела не безотлагательно, а соответственно через полтора и два с лишним месяца со дня их вынесения.

Приказ «так держать»
До освобождения 6 июня 2017 г. обвиняемых по данному делу из-под стражи было проведено множество по существу своему пустых судебных разбирательств, в которых защитники мотивированно пытались убедить судей в необоснованности содержания обвиняемых под стражей, а представители прокуратуры отражали эти доводы стандартными, не требующими доказательств «аксиомами» типа «ходатайство заявлено полномочным лицом, с согласия руководителя надлежащего следственного органа», «есть основание полагать, что скроется» и т.п.

Такой противоречащий принципу состязательности процесса характер рассмотрения уголовных дел является одним из основных источников перегрузки работников юстиции пустыми хлопотами дезорганизующего начала: если судья вышестоящего суда оставляет в силе явно незаконное решение, то судьями районного масштаба это воспринимается как поощрение и безнаказанность за допущенное беззаконие. А когда то же самое делает коллегия в составе трех судей Московского городского суда, это расценивается уже как приказ «так держать». В такой процессуальной ситуации обвинительная власть не стремится совершенствовать свою деятельность, у кого-то из защитников перед кажущейся бесперспективностью достичь законного результата просто опускаются руки, другие, напротив, надеются добиться успеха путем кассационного обжалования решения в Верховном Суде и возможного обращения в ЕСПЧ. И здесь судебная система с удивительной изобретательностью ставит палки в колеса защиты (но об этом надо говорить отдельно).

Не снимет остроты вопроса
Досудебная стадия работы адвокатов по этому типичному уголовному делу чуть приблизилась к успеху после множества безрезультатных судебных разбирательств, т.е. после выполнения большого объема ненужной работы.

Основное достижение защиты: заключение под стражу через два с половиной месяца после истечения предельного срока содержания под стражей заменено другим видом ограничения свободы – домашним арестом. А это уже надежда на то, что при рассмотрении дела по существу суд не оторвет обвиняемых от семей и работы и не отправит в места лишения свободы.

Полагаю, частично взял верх коллективный разум, в результате чего последнее разбирательство было поручено судье Мосгорсуда, которая изначально приняла незаконное решение о продлении срока содержания под стражей за рамками предельного срока. В то же время такое половинчатое решение не снимает остроты постановки вопроса в кассационном порядке о недопущении впредь грубейших процессуальных нарушений, безусловно негативно влияющих на психофизическое состояние граждан. Оно лишь смягчает фактор экономической дезорганизации, в какой-то мере может способствовать нормализации демографического развития, сохранению и укреплению семьи как основы государственности и в целом политической стабильности через преодоление правового нигилизма.

Президент России отмечал, что многие граждане, находящиеся под стражей, не должны там находиться. По моему мнению как адвоката, работающего десятки лет в суде и на следствии, больше половины сегодняшних заключенных (а это сотни тысяч) могли бы выйти на свободу при должном применении действующих сегодня норм уголовного и уголовно-процессуального права.