Повод для
написания этой статьи был вполне себе традиционным. В № 2 журнала «Уголовный
процесс» за 2016 год на глаза попалась ссылка на решение Президиума Камчатского
краевого суда по делу № 44-У-10, которое меня крайне заинтересовало и одновременно
поставило передо мной вопрос: а какое поведение защитника в сложившейся
правовой ситуации является законным, обоснованным и профессиональным?
Для детализации
ситуации я «посетил» путем интернета Камчатский краевой суд, где уточнил
следующее.
Так, в рамках
кассационного производства Президиум Камчатского краевого суда отменил заочное
постановление районного суда, которым в отношении гр-на Н. было отменено
условное осуждение. Основанием к такому решению кассационной инстанции явилось
то обстоятельство, что приглашенный судом в порядке ч. 3 ст. 51 УПК РФ адвокат
А., изучив материалы дела и установив в них зафиксированные факты нарушения
порядка отбывания наказания осужденным Н., а равно в связи с тем, что
осужденный Н. скрылся от контроля уголовно-исполнительной инспекции (далее – УИИ),
заявил в суде о наличии оснований для удовлетворения представления УИИ об
отмене условного осуждения и его замене реальным лишением свободы. Такое
поведение защитника было признано Президиумом Камчатского краевого суда не соответствующим
требованиям ч. 1 ст. 49 УПК РФ, так как заявленная защитником позиция
противоречила общим принципам уголовно-процессуального закона, не
соответствовала назначению защитника в уголовном судопроизводстве, что
свидетельствует о нарушении права на защиту осужденного
[1].
Итак, право на
защиту поругано: что делать? Есть ли в действиях адвоката А. признаки нарушения
Кодекса профессиональной этика адвоката? Есть ли безусловный алгоритм
добросовестного поведения адвоката в такой правовой ситуации?
Сразу сделаю
оговорку для желающих повесить ярлык до того момента, как они осилят весь
текст: я согласен с решением Президиума Камчатского краевого суда, считаю его
законным и обоснованным.
А вот
процессуальное поведение адвоката А. квалифицировать как непрофессиональное и заслуживающее
безусловного порицания адвокатским сообществом я бы воздержался. Более того, я
бы отметил находчивость коллеги, может, даже и непредумышленную, и вот по каким
основаниям.
Проще простого
сказать, что защитник осужденного не может в процессе занимать позицию, противоречащую
интересам его подзащитного. Но, как следует из описания обстоятельств дела,
рассмотрение представления УИИ было заочным в отсутствие скрывшегося
осужденного Н., что, собственно, и являлось одним из доказательств
обоснованности представления инспекции. Адвокат А. был приглашен судом в
порядке ст. 51 УПК РФ непосредственно в судебное заседание, где впервые
столкнулся с материалами, на основании которых ставился вопрос о нарушениях
осужденным Н. порядка отбытия условного наказания и которые, к слову сказать,
были уже сформированы заинтересованной стороной – все той же УИИ. Очевидно, что,
кроме материалов, так или иначе подтверждающих доводы инспекции, там ничего не
было.
Из возможных к
заявлению ходатайств в сложившейся ситуации в арсенале защитника имеется только
ходатайство об ознакомлении с материалами инспекции, на что вряд ли суд даст
время, исчисляемое сутками. Иных, предусмотренных законом оснований для
заявления ходатайства об отложении судебного разбирательства у защитника А.
просто не было, равно как не было фактических временных возможностей встретиться
с родственниками отсутствующего и пока еще условно осужденного Н. и выяснить
какие-либо обстоятельства, которые бы могли опровергнуть утверждения УИИ
относительно злостного нарушения гражданином Н. порядка отбывания условного
наказания.
Какую же
позицию в этом случае должен занимать защитник, в особенности в том случае,
когда рассматриваемыми материалами дела и реальными фактическими
обстоятельствами подтверждается нарушение лицом порядка условного отбывания
наказания?
Позиция В.Д.
Спасовича, призывающего «… воспользоваться всеми способами защиты» и
«…стараться хоть на волос уменьшить ответственность», автору известна и с ней
он тоже не спорит. Вопрос, каким способом в данном конкретном случае?
Требование п. 3
ч. 4 ст. 6 Федерального закона № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и
адвокатуре в Российской Федерации», не допускающего адвокату занимать позицию
вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в
наличии самооговора, здесь не применимо, так как «воля доверителя» умышленно
отсутствует вместе с ее носителем в судебном заседании и защитник может только
предполагать ее содержание, исходя из режима максимального благоприятствования
правам и свободам этого лица.
Процессуальный
механизм благоприятствования защите (favor d
efensionis) освобождает защитника и от бремени доказывания
необоснованности доводов уголовно-исполнительной инспекции, что позволяет
защитнику просто заявить в суде о несогласии с ее предложениями, не опускаясь
до какой-либо мотивировки своей позиции.
Однако такое
сверхформальное поведение защитника, очевидно, не увеличит шансов остаться на
свободе заочно защищаемому им лицу, а напротив, такое поведение только
легитимизирует любое решение суда, так как налицо будет соблюдение
конституционного принципа (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ) состязательности и
равноправия сторон при отправлении правосудия.
Как следует из вышеупомянутого
в обзоре апелляционной и кассационной практики Камчатского краевого суда решения,
основанием для рассмотрения этого дела Президиумом стала кассационная жалоба
нового защитника осужденного Н.
А теперь
ответьте себе на вопрос: был бы достижим подобный результат при кассационном
обжаловании, если бы защитник А. грубо и нарочито не нарушил право на защиту
отсутствующего подзащитного, согласившись с доводами УИИ, а, напротив,
формально выступил бы с возражениями относительно доводов инспекции? Ответ, на
мой взгляд, очевиден.
Вот именно
поэтому я и призывал не торопиться с осуждением подобного поведения коллеги.
Оно помогло отменить, казалось бы, незыблемое с точки зрения законности и
обоснованности судебное решение, состоявшееся в квазисостязательном процессе:
при отсутствии осужденного и фактической и юридической невозможности адвоката,
приглашенного судом в порядке ст. 51 УПК РФ, каким-либо законным образом
противостоять этому. Но у него получилось.
А какое
поведение защитника в этой ситуации, по-вашему, было бы законным, обоснованным
и профессиональным? Вопрос, как я понимаю, можно считать дискуссионным?
P.
S. У такого, на первый взгляд,
непрофессионального поведения защитника есть еще один позитивный момент,
который заключается в весьма ярком высвечивании абсолютно, на мой взгляд, не допустимой
для суда эдакой правовой и процессуальной всеядности, при которой отсутствие
возражений со стороны защитника при очевидной ситуации ухудшения положения
представляемого им лица не вызывает никаких возражений с стороны суда первой
инстанции, не порождает дополнительных сомнений в законности отправляемого
правосудия, а напротив, способствует уверенности в вынесении, по сути, заведомо
незаконного решения.
