Интересно, что данное постановление вызвало в сообществе противоположные реакции. Сами заявители вроде бы удовлетворены решением. Но некоторые коллеги-юристы, в том числе в весьма уважаемых изданиях, называют постановление политизированным, несправедливым и проч. Разнообразные мнения имеются и соцсетях.

А вот я вам, коллеги, так скажу.

Первое. Мне кажется, что Конституционный Суд РФ продолжает оставаться одним из самых хорошо работающих государственных органов в стране. Бывает в его работе спорное – на то он и Конституционный Суд, – но уровень дискуссии и аргументации его решений обычно на несколько голов выше среднего по правовому пространству страны.

И, несмотря на разные мнения на этот счет, я бы поддержал Председателя Конституционного Суда РФ, который всегда подчеркивает, что именно КС – один из основных проводников европейско-правовых ценностей в правовую систему России.

Второе. Постановление вполне неплохое. На мой взгляд, оно в целом соответствует мировой практике, которую, кстати, как всегда, весьма качественно обобщил Институт права и публичной политики в его amicus curiae brief по этому делу. Например, помимо прочего, Конституционный Суд прямо указал, что производство санкционированного судом обыска в отношении адвоката предполагает необходимость конкретизации в соответствующем судебном решении отыскиваемого объекта (предмета, документа), что позволяет исключить необоснованное исследование (обследование), изъятие (копирование) предметов, документов, материалов, не указанных в судебном решении, в частности содержащихся в материалах адвокатского производства, ведущегося (сформированного) адвокатом по делам других его клиентов, притом что правомерный характер образования (формирования) таких материалов презюмируется. При этом, как указал Конституционный Суд, конкретизация судом предмета обыска (отыскиваемого объекта) предопределяет недопустимость изъятия следователем адвокатских производств в целом, применения видео-, фото- и иной фиксации данных просматриваемых материалов адвокатских производств, а также недопустимость изучения (а тем более оглашения) содержимого документов, имеющих реквизиты создания адвокатом и (или) адвокатским образованием и не включенных судом, санкционировавшим обыск, в число объектов данного следственного действия

Не буду сильно углубляться в существо вопроса, но в целом конституционное право на адвокатскую тайну, как и многие другие права, является неотъемлемым, но не является абсолютным. И да, может быть ограничено в той степени, в какой это допускается Конституцией России. Об этом Конституционный Суд и написал. В этом смысле Конституционный Суд прав.

Да и законодателю Суд намекнул, что неплохо бы установить дополнительные гарантии обеспечения адвокатской тайны в таких случаях. И, я уверен, законодатель их установит.

Чем же недовольна недовольная часть практиков? Вроде бы все гарантируется, защищается, обеспечивается…

Главная проблема здесь в коварной фразе:

«Проведение следственных действий, включая производство всех видов обыска, в отношении адвоката (в том числе в жилых и служебных помещениях, используемых им для осуществления адвокатской деятельности) допускается только по судебному решению, отвечающему, как следует из части четвертой статьи 7 УПК Российской Федерации, требованиям законности, обоснованности и мотивированности, – в нем должны быть указаны конкретный объект обыска и данные, служащие основанием для его проведения, с тем чтобы обыск не приводил к получению информации о тех клиентах, которые не имеют непосредственного отношения к уголовному делу…».

Сколько раз уже писал Конституционный Суд Российской Федерации подобные формулировки! Сколько раз говорил о том, что решения судов должны быть мотивированными, обоснованными и реагировать на все существенные доводы сторон! Что суды при рассмотрении дел по ст. 125 УПК РФ должны анализировать не только формальные полномочия следователя, но и конкретные обстоятельства, являющиеся основанием для действий и решений! Что мера пресечения не может продляться судами автоматически без детального исследования судом всех обстоятельств! И т.д., и т.д. и т.д. Правоприменительный воз, к сожалению, остается практически все там же.

Периодически, по всей видимости, намекая на то, что неплохо бы решения Конституционного Суда исполнять, Суд принимает разом несколько одинаковых определений по какой-то набившей оскомину уголовно-процессуальной теме. Но все эти несколько определений незамеченными тихо погружаются в пучину судебной практики судов общей юрисдикции.

Именно здесь и есть проблема. Именно этим и недовольны практики. Все осознают правоприменительные перспективы, рисуемые адвокатским опытом. Всем понятно, как сложные и грамотные аргументы Конституционного Суда будут трансформироваться в постановлении районного суда.

И я присоединился бы к этому пониманию. Как адвокат, специализирующийся в том числе на конституционно-правовом и европейско-правовом сопровождении различных дел, в том числе уголовных, я не раз сталкивался с тем, что десятки страниц фундаментальной аргументации – не пустого перечисления конституционных и европейских принципов, а покритериального их раскрытия на базе конституционных прецедентов применительно к конкретному делу – встречаются с парой предложений решения районного суда. В дальнейшем одобряемых известными формулировками вышестоящих судов о проверенности всех доводов и мотивированности решения.

Мое любимое – это заявление об ограничении права на доступ к правосудию по тем или иным критериям, определенным Европейским и Конституционным судами, на которое суды чаще всего отвечают, что доступ к правосудию не ограничен, так как лицо может подать обращение в государственные и муниципальные органы и суды. Это яркий, хотя и уже типовой, пример блестящей конституционно-правовой аргументации судов общей юрисдикции.

Почему так происходит? Все мы знаем наши избитые проблемы устройства общества, правотворчества и правосудия. Да, они влияют на качество правоприменения. Но в этом вопросе не они корень проблемы.

Реальность, как мне кажется, такова, что нет в России органа, который прямо рассматривал бы правомерность правоотношений и судебных решений с точки зрения их соответствия Конституции РФ. То есть Конституционный Суд не может рассматривать конкретные дела с конкретными обстоятельствами по существу (по модели Европейского Суда), а суды общей юрисдикции – теоретически могут, но реально этого не делают.

Именно эту ситуацию, как мне кажется, нужно исправлять. Наделять ли Конституционный Суд полномочиями по проверке правомерности судебных решений по конкретным делам, создавать ли для этого отдельный институт – сложно сказать, хотя первый вариант предпочтительней в связи с наличием у Конституционного Суда большого опыта и кадров. Но какой-то орган, как мне кажется, все же должен рассматривать конкретные дела на предмет их соответствия конституционным принципам, причем это, как представляется, должно быть профильной задачей соответствующего органа. Нам нужен эдакий «Российский Европейский Суд».

Только это во многом позволит избежать недовольства практиков правильными, в общем-то, решениями Конституционного Суда РФ по вопросу соответствия законодательства Конституции РФ.