Депутатом Государственной Думы, руководителем проекта «Комфортная правовая среда» Р.М. Марданшиным на днях подготовлен законопроект о внесении изменений в законодательство об адвокатуре, направленный на устранение возникшей коллизии в регулировании форм удостоверений адвокатов. Законопроектом предлагается действующие требования закона о наличии в удостоверении печати территориального органа Минюста отменить.

Представляется, что этот законопроект совершенно правильный. На современном этапе развития технологий, когда изготовление точной копии печати – со всеми ее особенностями, точками, выемками и прочими «секретками» (специальными способами защиты печати от подделки) – занимает не более часа, оттиск печати нисколько не защищает документ от подделки, а потому является пережитком прошлого. Особенно оттиск печати государственного органа, который, надо полагать, не использует такие «секретки».

И Министерство юстиции, отменив печати в удостоверениях адвокатов, избрало верный курс. Конечно, сохранение при этом в законе требования о печати, непринятие мер по его исключению – явный недосмотр, хотя и носящий технический характер. И совершенно справедливо, что предложенным депутатом Марданшиным законопроектом эта досадная ошибка исправляется.

Но интересней здесь то, что сделала ФСИН. Мне кажется, что в некотором роде ее действия можно считать квинтэссенцией ее отношения к Конституции и конституционным правам граждан. Это отношение и ранее проявлялось не раз. То в судебном споре с Генри Марковичем Резником по вопросу о том, шарили ли тюремные надзиратели по телу женщины-адвоката или не очень, по поводу которого Резник выиграл дело в ЕСПЧ (см. книгу «Защита Родины от Родины»). То в постоянно устанавливаемых запретах на свидания заключенных с адвокатами без разрешений на свидания от следователей. И так далее.

Но непризнание ФСИНом удостоверений адвокатов по форме, установленной вышестоящим органом, – это особый случай. Я не буду останавливаться на вопросах иерархии государственных органов, смелости неподчинения и исключительной верности ФСИНа только закону. Остановлюсь на Конституции.

Сославшись на норму закона о необходимости печати в адвокатском удостоверении, ФСИН проявила непонимание значения конституционных прав, и в первую очередь, конечно, конституционного права на защиту и квалифицированную юридическую помощь. А также принципов правового государства и верховенства права, которые – и это уже достаточно четко разъяснено и Конституционным Судом, и ЕСПЧ – не допускают возложения на частное лицо бремени государственных ошибок. Особенно, безусловно, когда это частное лицо находится в столь уязвимом состоянии и настолько нуждается в защите.

В рассматриваемой ситуации ответственность за государственную недоработку ФСИН возложила именно на частных лиц – заключенных, лишаемых из-за этой недоработки права на защиту и квалифицированную юридическую помощь. Но, согласно принципу правового государства, ни заключенные, ни адвокаты не должны нести бремя негативных последствий, особенно в уголовном деле, от того, что государственные структуры не могут между собой договориться.

Я далек от мысли, что все неконституционные действия некоторых государственных органов совершаются ими по злому умыслу. Просто – так повелось еще с советского времени – Конституция многим российским правоприменителям неизвестна и непонятна. Традиционно невозможно для большинства российских органов применять прямо «какую-то» Конституцию, если «здесь на стенде черным по белому» написана инструкция.

Особенно, конечно, «неприемлем» для российской исполнительной (особенно правоохранительной) машины упомянутый принцип ответственности государства за свои действия, при котором на частное лицо бремя последствий государственных ошибок не возлагается. В нашей стране, где столько времени гражданин всегда был вынужден устранять бесконечные противоречия в бесконечных государственных справках, и в целом быть «крайним» при любых проблемах с государством, эта прогрессивная конституционная концепция приживается очень и очень тяжело.

Хотя определенные усилия в этой области все же прилагаются, в том числе законодателем. Например, после долгой борьбы общественников, среди которых были Уполномоченный по правам человека Москвы, Московское отделение Ассоциации юристов России и другие, по следам дела «Гладышева против России» все же были приняты нормы регистрационного законодательства о компенсациях добросовестным приобретателям квартир, что, конечно, не панацея, но уже движение в правильном направлении.

Мне представляется в этой связи, что адвокатское сообщество как институт гражданского общества могло бы более активно подключиться к конституционно-правовому просвещению правоприменителей и, возможно, даже скоординироваться с Минюстом в этом направлении. Мне ранее приходилось сталкиваться с неплохими вариантами такого просвещения за рубежом. Например, я пару лет назад принял участие в переводе на русский язык прекрасного краткого издания «Верховенство права. Руководство для политиков» (http://rwi.lu.se/app/uploads/2014/01/Russian.pdf), которое как раз и направлено на просвещение и пропаганду правовых основ среди руководителей, принимающих в стране ответственные решения.

Эти и другие способы конституционно-правового просвещения являются, на мой взгляд, важнейшим механизмом продвижения конституционных ценностей в реальное правоприменение. И адвокатура, как мне кажется, могла бы стать одной из серьезных опор такого просвещения.