СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТЬ ПУТЕМ РЕВОЛЮЦИИ?
Желание защитника взвалить на себя получение и оформление доказательств по уголовному делу свидетельствует о деформации в понимании сути защитительной деятельности
В «АГ» № 13 (198) за 2015 г. вышла статья адвоката АП Московской области В. Багатурии под названием «Как вернуть состязательность сторон в уголовный процесс», где автор с помощью шести тезисов пытается возвратить ушедшую в неизвестном направлении из уголовного процесса России состязательность, считая корнем зла низкий уровень профессионализма дознания и следствия, обвинительный уклон и правовой нигилизм судей, а также недостаточность полномочий защитника в уголовном процессе, с которыми следует бороться. Однако его коллега уверен, что можно действовать менее радикально.
Полностью соглашаясь с В. Багатурией в том, что элементы процессуальной конструкции благоприятствования защите (favor defensionis) на досудебных стадиях уголовного судопроизводства в настоящий момент реализованы не по максимальной парадигме, позволю себе заметить, что в представленных тезисах имеет место недопустимое смешение юридической природы полномочий адвоката как субъекта любой юридической деятельности, обусловленной отраслевым законодательством, регламентирующим адвокатскую деятельность в РФ, и полномочий защитника как представителя стороны в уголовном процессе.
Такой подход в изложении нарушает философскую основу, заключающуюся в соотношении части и целого, где часть (в нашем случае полномочия защитника по уголовному делу, обусловленные УПК РФ) не существует до или вне целого (полномочий адвоката, предусмотренных Федеральным законом № 63-ФЗ от 31 мая 2002 г. «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»).
Поэтому вряд ли можно считать третий («о введении ответственности за непредставление информации по адвокатскому запросу») и шестой («о беспрекословном представлении копий процессуальных документов») тезисы непосредственно имеющими отношение к отправлению уголовного судопроизводства и к состязательности в частности, так как общая юридическая природа их содержания, заключающаяся в объемах полномочий субъекта, обладающего на законных основаниях статусом адвоката в РФ, по отношению к уголовной юстиции будет лишь местом, юридической площадкой для реализации этих полномочий.
Учитывая очевидную не уголовно-процессуальную природу вышеназванных предложений В. Багатурии, не буду останавливаться на их анализе подробно, позволю лишь одну ремарку в отношении дефиниции «беспрекословно», применяемую коллегой для описания реализации полномочий адвоката при его взаимоотношениях с публичными органами государства.
Юридическая некорректность таких определений, на мой взгляд, обусловлена имеющимся общим непониманием сути государства как главной формы социальной защиты современного общества
1, реализованной, как это ни парадоксально может прозвучать, в том числе и через деятельность правоохранительных и судебных органов. В этой связи указание «беспрекословности поведения» по отношению к властным публичным структурам звучит утопично и по смыслу, и по последствиям, как если бы человек мог устанавливать природе законы ее существования.
Здесь же отмечу недопустимое, на мой взгляд, в официальных публикациях от имени членов адвокатского сообщества огульное презюмирование непрофессионализма правоохранительных и судебных органов. Смею уверить, что в многочисленных публикациях по вопросам права и процесса в журналах, бюллетенях и монографиях профессионализм нашего адвокатского сословия оценивается практикующими судьями и сотрудниками правоохранительных органов аналогичным образом. Исправить такое положение дел можно, только повышая свой собственный профессиональный уровень и мастерство, а с квалификацией судей и следователей, как говаривал Глеб Жеглов, «пущай синод ихний» разбирается.
Возвращаясь непосредственно к тезисам, которые затрагивают сугубо проблемы уголовного процесса в России, хотел бы указать следующее.
Ни в коей мере не оспаривая конституционный принцип осуществления судопроизводства в РФ на основе состязательности и равноправия сторон, предусмотренный ч. 3 ст. 123 Конституции РФ и постулируемый в ч. 1 ст. 15 УПК РФ, позволю себе все же отметить недопустимость со стороны юриста игнорирования того обстоятельства, что существующий в РФ уголовный процесс по причине, как говорили итальянские процессуалисты, «естественного неравенства сторон» в нем, был и остается смешанным по своему строению: розыскной – в отношении досудебных стадий судопроизводства и состязательный – на стадии судебного разбирательства дела по существу.
При таких обстоятельствах досудебное производство, говоря языком профессора С.А. Шейфера, «включает в себя лишь отдельные элементы состязательности»
2, и это обстоятельство лишает доводы В. Багатурии известной доли научной обоснованности.
Неравенство сторон на досудебных стадиях предусмотрено действующим уголовно-процессуальным законом, а именно ч. 4 ст. 15 УПК РФ, где указано о равенстве сторон защиты и обвинения только перед судом, а не в своих правах и обязанностях. При этом на суд (ч. 3 ст. 15 УПК РФ) возлагается обязанность по созданию условий для равной реализации сторонами обвинения и защиты своих прав и реализации своих процессуальных обязанностей, предусмотренных законом, а не достижение простого механического равенства сторон.
В связи с этим первый тезис В. Багатурии о наделении адвоката правом производства следственных действий в виде осуществления допроса свидетелей и потерпевших, причем с последующим ограничением прав органа расследования на повторный допрос этих лиц крайне сложно комментировать с точки зрения действующей теории и практики уголовного процесса, так как в этом тезисе продемонстрировано явное непонимание сути отправления уголовного судопроизводства в России.
Коллега, вероятно, в публицистическом задоре забыл о его собственном стремлении к равенству сторон в уголовном процессе и в попытках реализовать это самое равенство и состязательность предлагает добиться их путем нарушения этого самого равенства, запрещая следователю и дознавателю допрашивать лиц, которых защитник допросил раньше следователя.
И я здесь даже в меньшей степени говорю о грубом нарушении принципа справедливости или, как его еще называет Европейский суд по правам человека, принципа «равенства оружия» (equality of arms), хотя и это тоже заслуживает внимания. Защитник, допросивший потерпевшего и свидетеля раньше следователя, больше похож на соучастника преступления, ибо его осведомленность об этих участниках расследуемого деяния навевает определенные подозрения.
Также хотелось бы напомнить, что в ч. 2 ст. 49 Конституции РФ закреплен один из основополагающих принципов отправления правосудия – принцип презумпции невиновности, возлагающий бремя доказывания (onus probandi) на орган, ведущий расследование преступления, деятельность которого направлена на установление виновного лица и предъявление ему соответствующего обвинения.
Возникает вопрос: в рамках реализации каких публичных интересов (так как частными такие интересы уже назвать нельзя) адвокату будут даны полномочия по осуществлению допросов лиц? Какие обстоятельства он будет выяснять в ходе их допроса, если его «интерес» в деле – это не установление обстоятельств совершенного общественно-опасного деяния, а защита прав и законных интересов конкретного физического лица?
Такая путаница с целями и задачами защитительной деятельности адвоката в уголовном процессе вызывает серьезные опасения. Сам факт, что защитник предлагает взвалить на себя получение и оформление доказательств по уголовному делу, свидетельствует о деформации в понимании сути защитительной деятельности.
Русский ученый-правовед И.Я. Фойницкий писал, что «защита... есть ответ обвинению и образует собой совокупность процессуальных прав и мер, направленных к ограждению невиновности подсудимого и его прав и интересов перед уголовным судом»
3.
Прошу заметить – исключительно частный интерес: ограждение подсудимого и его прав и интересов.
Предложения же коллеги, изложенные в первом тезисе, фактически предлагают давать «ответ обвинению» еще в тот момент, когда обвинение никакого «вопроса» никому не задавало.
Будучи так же, как и автор тезисов, практикующим адвокатом, могу официально заявить: никаких серьезных уголовно-процессуальных препятствий для реализации защитником своих прав, предусмотренных ч. 3 ст. 86 УПК РФ, не имеется. Указанные В. Багатурией доводы не относятся к числу уголовно-процессуальных, а обусловлены частным отрицательно деформированным поведением правоприменителей из числа следователей, дознавателей и судей.
